Когда наш великий адмирал пал у крепостной стены

Не бывало крепости крепче, не было обороны отчаяннее… Но Измаил взят!

А слава тех не умирает,
Кто за отечество умрет;
Она так в вечности сияет,
Как в море ночью лунный свет.
Времен в глубоком отдаленьи
Потомство тех увидит тени,
Которых мужествен был дух…

Г.Р.Державин, ода «На взятие Измаила»

24 декабря – День воинской славы России. Взятие Измаила.

Этот штурм, это кровавое сражение потрясло Европу, не говоря уж о Блистательной Порте. А дело было так…

В середине 1790-го, когда Австрия вышла из войны, а со Швецией Россия, наконец, подписала мирный договор, главной твердыней султана Селима III на Дунае оставалась неприступная крепость Измаил. Её осаду русская армия вела с октября.

Корабли речной флотилии генерал-майора Иосифа де Рибаса подошли к стенам Измаила. Начались бои с турками, которые пытались предупредить план Рибаса высадить десант и овладеть островом Чатал. К 20 ноября Де Рибасу удалось устроить на острове артиллерийские батареи. Начался обстрел крепости и с острова Чатал, и с судов флотилии. Завязался бой, в ходе которого русский десант овладел башней Табией, после чего был вынужден отступить. Ответная атака турецкого десанта на Чатал была отбита. Турецкий флот близ Измаила удалось уничтожить; русские суда перекрыли Дунай.

После 20 ноября под Измаилом наступило затишье. Осаду организовали не предусмотрительно: тяжёлой артиллерии не было, а полевой не хватало боеприпасов. В русских частях под Измаилом царила суматоха. К тому же, старший по званию из русских генералов, съехавшихся к турецкой твердыне – генерал-аншеф Иван Васильевич Гудович – не пользовался достаточным авторитетом, чтобы добиться единоначалия. Генерал-поручик Павел Потёмкин и генерал-майоры Кутузов и де Рибас, в свою очередь, действовали несогласованно, ревниво поглядывая друг за другом…

Приближались морозы – и военный совет постановил снять осаду крепости, отправив войска на зимние квартиры. Путь из-под Измаила и так был затруднён бездорожьем. Однако главнокомандующий – князь Таврический был настроен куда более решительно, чем его двоюродный брат генерал Павел Сергеевич Потёмкин или Гудович. Он понимал, что необходимо спасать положение, что пришла пора уничтожить турецкую твердыню на Дунае. И под Измаил послали нового главнокомандующего – прославленного генерал-аншефа Суворова, самого решительного из русских полководцев.

«Измаил остаётся гнездом неприятеля. И хотя сообщение прервано чрез флотилию, но всё же он вяжет руки для предприятий дальних. Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг!».

Последний призыв Суворов предпочёл воспринять буквально – два раза ему повторять не приходилось. Не сумевшего сплотить войска генерал-аншефа Гудовича Потёмкин отозвал из-под Измаила и направил подальше от дунайских крепостей – на Кубань, где упорный генерал-аншеф успешным штурмом овладеет Анапой. Но разве можно сравнить гарнизон Измаила с жалким турецким отрядом, защищавшим Анапу? А укрепления?..

Байрон писал о штурме Измаила:

Суворов в этот день превосходил
Тимура и, пожалуй, Чингисхана:
Он созерцал горящий Измаил
И слушал вопли вражеского стана;
Царице он депешу сочинил
Рукой окровавленной, как ни странно –
Стихами: «Слава Богу, слава Вам! –
Писал он. – Крепость взята, и я там!»

Конечно, такое понимание суворовского полководческого дарования обеднено предубеждением английского лорда, непримиримо ненавидевшего империализм екатерининской России, но показательно, что поэт одним из центральных эпизодов своей главной, итоговой поэмы «Дон Жуан» делает взятие Измаила. Мы же помним другого Суворова – того, что прискакал к Измаилу на любимом донском жеребце и после великой победы отказался от лучших трофейных коней и покинул позиции верхом на том же дончанине. Мы помним Суворова, который после победы, побледнев, признавался: «На такой штурм можно пойти только раз в жизни». Гарнизон Измаила насчитывал более 35 тысяч человек, из них 17 тысяч – отборные янычары. В Измаиле хватало запасов продовольствия и вооружения – турки не страшились штурма – и при этом не страдали недооценкой противника, ведь Суворов их бил не раз.

Суворов осаждал крепость с тридцатитысячным воинством и намеревался решить дело приступом. Учитывая мощные укрепления турецкой твердыни и 250 орудий противника, «арифметически» штурм был обречен на провал. Но Суворов, прибыв под Измаил, не теряя времени, приступил к тренировке солдат в условиях, близких к боевым. Офицерам пришлось позабыть порядки Гудовича…

Генерал-аншеф скрупулезно изучил донесения разведки по измаильским укреплениям и вскоре уже получил возможность послать туркам ультиматум с характерной припиской – лично от Суворова: «Сераскиру, Старшинам и всему Обществу. Я с войсками сюда прибыл. 24 часа на размышления для сдачи и – воля; первые мои выстрелы – уже неволя; штурм – смерть. Что оставляю вам на рассмотрение». История запомнила и горделивый, но, как оказалось, излишне самонадеянный ответ Айдос-Мехмет-паши: «Скорее остановится течение Дуная и небо упадет на землю, чем русские возьмут Измаил». Между тем, русские войска под руководством Суворова уже проводили тщательную подготовку штурма. С появлением Суворова под стенами крепости время как будто ускорило бег – так быстро менялась обстановка.

После быстрых и эффективных учений армия поверила в свои силы.

С первых часов пребывания Суворова под Измаилом он постоянно совещается с инженерами, с войсковыми квартирмейстерами, вместе с ними анализировал особенности турецких укреплений и возводил учебные укрепления для армии.

Определимся с русскими силами, которые готовились к штурму под Измаилом: 33 батареи пехоты, 8 тысяч спешенных казаков, ещё 4 тысячи – казаков-черноморцев, 2 тысячи молдаван, да 11 кавалерийских эскадронов и 4 донских казачьих полка. Всех войск под рукой Суворова было не более 31 тысячи человек. Главным образом – прославленная русская пехота. Кавалеристов и казаков набиралось лишь две с половиной тысячи.

Крепость располагалась на прибрежных высотах Дуная. Шесть с половиной километров надёжных укреплений! Глубокий ров, на основных участках заполненный водой, за ним – крутой земляной вал в 6-8 метров высотой и семь бастионов.

Цитадель с внушительным каменным Бендерским бастионом возвышалась на севере. На берегу Дуная крепость защищали артиллерийские батареи, делавшие невозможной атаку русской флотилии. С запада и востока крепость защищали озёра – Кучурлуй, Алапух, Катабух. Подступы к крепостным воротам (их названия остались в истории – Бросские, Хотинские, Килийские, Бендерские) простреливались артиллерийскими батареями. Фортификатор де Лафит-Клове знал своё дело.

Крепость не зря считалась неприступной и благодаря ландшафтным условиям, и из-за продуманной фортификации и из-за мощного гарнизона. Как-никак 35 тысяч войск, из которых полвина – отборные янычары, прославленная элита турецкой армии. Не было недостатка и в артиллерии. Наверное, нигде в мире в то время не было сосредоточено столько орудий на метр земли — 265. Запасы снарядов и провианта были рассчитаны на весьма длительную осаду и в декабре  никакого кризиса с этими необходимыми ресурсами в Измаиле не было.

Комендант, трёхбунчужный сераскир Айдос Мехмет-Паша имел репутацию неустрашимого и искусного воина, его авторитет в войсках сомнению не подвергался. Татарской конницей командовал брат крымского хана Каплан-Гирей, мстительно ненавидевший Россию, наголову разбивший австрийские войска под Журжей. Приказ султана Селима Третьего тоже заслуживает упоминания: сдавшихся в плен ждала смертная казнь. На помощь султану, как обычно, пришёл и религиозный фанатизм. Муллы умело поддерживали в войсках боевой дух. Что ж, османы бились за свою веру, за своего государя, за свою Родину… Турецкие воины, многие из которых уже имели личные счёты к русским, готовились драться до последней капли крови.

Нелегко воевать зимой, да ещё и в XVIII веке, когда не только кавалерию, но и артиллерию, и продовольствие, и снаряды тащили на себе лошадки. Военные кампании редко затягивались до серьёзных заморозков, зимой война переходила в тихую стадию, и только с весенним солнышком возобновлялись серьёзные кровопролитные действия. Но в 1788-м году Потёмкин предпринял штурм Очакова в начале декабря. И неприступный Измаил нельзя было оставлять нетронутым до весны. Тут и тактика, и стратегия.

Промозглым утром 7 декабря 1790 года Суворов составляет ультиматум паше и всему гарнизону крепости – вот он, грозный голос империи, которая пребывала в зените славы:

«Измаильским властям
7 декабря 1790 г.
от Генерал-Аншефа и кавалера Графа Суворова-Рымникского Превосходительному Господину Сераскиру Мегамету-паше Айдозле, командующему в Измаиле; почтенным Султанам и прочим пашам и всем чиновникам.

Приступая к осаде и штурму Измаила российскими войсками, в знатном числе состоящими, но, соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жестокость, при том бываемую, даю знать чрез сие Вашему Превосходительству и почтенным Султанам! И требую отдачи города без сопротивления. Тут будут показаны всевозможные способы к выгодам вашим и всех жителей! О чем и ожидаю от сего чрез двадцать четыре часа решительного от вас уведомления к восприятию мне действий. В противном же случае поздно будет пособить человечеству, когда не могут быть пощажены не только никто, но и самые женщины и невинные младенцы от раздраженного воинства, и за то никто как Вы и все чиновники пред Богом ответ дать должны».

Суровы слова воина!

Генералы восторженно выслушали пламенную речь Суворова – что и говорить, это был не Гудович… Первым, не мудрствуя лукаво, за штурм проголосовал младший – Матвей Платов. И этот факт вошёл в правдивую легенду о славном донском атамане: «Славим Платова-героя, победитель был врагам!.. Слава казакам-донцам!..». Вслед за донцом подписали постановления бригадир Василий Орлов, бригадир Фёдор Вестфален, генерал-майор Николай Арсеньев, генерал-майор Сергей Львов, генерал-майор Иосиф де Рибас, генерал-майор Ласий, генерал майор Илья Безбородко, генерал-майор Фёдор Мекноб, генерал-майор Борис Тищев, генерал-майор Михайла Голенищев-Кутузов, генерал-поручик Александр Самойлов, генерал-поручик Павел Потёмкин. Суворов старался перед роковой битвой («на такой штурм можно решиться один раз в жизни») прочнее скрепить своих командиров. Дрогнуть было нельзя.

Сам Рымникский сказал: «Я решился овладеть этою крепостию, либо погибнуть под её стенами!».

Под стенами Измаила Суворов проводил чрезвычайно спешные, но насыщенные и продуманные учения. Много говорил с войсками, вспоминал о прошлых победах, чтобы каждый проникся важностью измаильского штурма. Вот здесь понадобилась фольклорная репутация Суворова – как заговорённого колдуна, который и в воде не тонет, и в огне не горит. Который не может не победить…
На специально устроенных валах и во рву солдаты отрабатывали приёмы преодоления этих преград. Сорок штурмовых лестниц и две тысячи фашин подготовил Суворов к штурму. Сам показывал технику штыкового удара. Требовал от офицеров настойчивосьти в обучении войск.

Трудно сказать, почему турки не отважились атаковать растянутые русские позиции. Возможно, Айдос-Мехмет рассчитывал потянуть время, и Суворову удалось опередить возможную атаку, быстро перейдя от рекогносцировок к приступу. Но Суворов был готов к отражению массированных турецких вылазок.

Стояли ясные, без морозов, южные декабрьские дни с холодными влажными утренниками. На заре 10 декабря артиллерия Ртищева начала обстрел крепости, с реки стрельбу вели с гребных судов. Турецкая артиллерия прицельно отвечала: так, была взорвана русская бригантина с двумя сотнями моряков на борту. В три часа ночи ночное небо перерезала сигнальная ракета. Впрочем, из соображений конспирации, в русском лагере уже несколько ночей запускались сигнальные ракеты, запутывая турок. Но в ту ночь Айдос-Мехмет от перебежчиков знал о начале штурма.

Войска двинулись на штурм, согласно диспозиции. В половине шестого утра началась атака. Правофланговой группой командовал генерал-поручик Павел Потёмкин. Суворов психологически подготовил Потёмкина к штурму, внушил ему уверенность в своих силах. Тремя колоннами войска Потёмкина (7,5 тысяч человек) атаковали крепость с Запада. Первая колонна генерал-майора Львова состояла из двух батальонов фанагорийцев (любимцы Суворова во всех баталиях шли впереди!), батальона белорусских егерей и ста пятидесяти апшеронцев. Колонне предстояло атаковать уркпеление возле башни Табия. Впереди шли рабочие с кирками и лопатами: им предстояло ломать стены, расчищая дорогу армии. Вот кто не ведал страха, в лицо смотрел смерти! Во вторую колонну генерал-майора Ласси вошли три батальона Екатеринославского егерского корпуса и 128 стрелков. Третья колонна генерал-майора Мекноба включала три батальона лифляндских егерей и двигалась на Хотинские ворота. У каждой колонны был резерв, был общий резерв и у всего отряда Потёмкина: конные полки, которые должны были в свой черёд ворваться в крепость после взятия Хотинских и Бросских ворот. Левое крыло, под командованием генерал-поручика Самойлова, было самым многочисленным – 12 000 человек, из них 8 000 – спешенные казаки-донцы. Тремя колоннами этой группы, атаковавшей крепость с северо-востока, командовали бригадиры Орлов, Платов и генерал-майор Кутузов. Первые две колонны состояли из казаков. В колонне Кутузова шли три батальона бугских егерей и 120 отборных стрелков из того же Бугского корпуса. В резерве у Кутузова были два батальона Херсонских гренадер и тысяча казаков. Колонна направлялась на приступ килийских ворот.

Третьей группой, которая наступала на Измаил с юга, с острова Чатал, командовал генерал-майор Рибас. В войсках Рибаса насчитывалось 9 000 человек, их них 4 000 – казаки-черноморцы. Первой колонной командовал генернал-майор Арсеньев, ведший в бой Приморский Николаевский гренадерский полк, батальон Лифляндского егерского корпуса и две тысячи казаков. Колонна должна была помогать колонне Кутузова в бою за новую крепость. Второй колонной Рибаса командовал бригадир Чепега, в составе колонны бились пехотинцы Алексопольского полка, 200 гренадер Днепровского Приморского полка и тысяча черноморских казаков. Третьей колонной группы Рибаса командовал секунд-майор лейб-гвардии Преображенского полка Морков, который получит за штурм Измаила чин бригадира. С ним шли 800 гренадер Днепровского полка, 1000 казаков-черноморцев, батальон бугских и два батальона белорусских егерей. Ему предстояло десантом поддержать генерала Львова в бою за Табию.

По перевязанным лестницам, по штыкам, по плечам друг дружки, солдаты Суворова под смертельным огнем преодолели стены, открыли ворота крепости – и бой перенёсся на узкие улицы Измаила.
При штурме особенно отличились колонны генералов Львова и Кутузова. Генерал Львов получил болезненное ранение. Ранили и его помощника – полковника Лобанова-Ростовского. Тогда командование штурмовой колонной принял командир фанагорийцев, любимец Суворова полковник Золотухин. Суворов и Кутузов, о котором Александр Васильевич говорил: «В Измаиле он на левом фланге был моей правой рукой», личным примером воинской храбрости вели за собой солдат.

В трудное положение при штурме бастиона Бендерских ворот попала колонна Василия Орлова. Шёл пой на стенах, а казаки по лестницам поднимались из рва, чтобы пойти на приступ бастиона, когда турки предприняли мощную контратаку. Крупный отряд турецкой пехоты, явившийся из растворённых Бендерских ворот, ударил во фланг казакам, разрезая колонну Орлова. Уважаемый Суворовым донской казак Иван Греков встал в первые ряды сражавшихся, ободряя их на бой. Суворов, несмотря на угар штурма, не терял нитей многослойной операции и вовремя получил сведения о событиях у Бендерских ворот. Генерал-аншеф понял, что османы здесь получили возможность потеснить атакующую колонну, прорвать русскую атаку, подкрепив свою вылазку свежими силами.

Суворов приказывает подкрепить колонну Орлова войсками из общего резерва – Воронежским гусарским полком. К воронежцам он добавил и два эскадрона Северских карабинеров. Однако быстрого прорыва не получилось: туркам удалось сосредоточить в районе Бендерских ворот и бастиона многочисленные силы, а казачьи части уже понесли немалые потери. Суворов был убеждён, что здесь необходим натиск и снова проявил умение вовремя, в критический момент, оценив риски, ввести в бой дополнительный резерв. К Бендерским воротам он бросает весь резерв левого крыла суворовской армии – это была кавалерия. К ним генерал-аншеф добавляет Донской казачий полк из общего резерва. Шквал атак, конский топот, горы раненых – и бастион взят.

Атаман Платов вёл на приступ пять тысяч солдат. С такой внушительной колонной казак должен был по лощине взойти на крепостной вал и под обстрелом ворваться в Новую крепость. В бою на крепостной стене был ранен генерал-майор Безбородко, командовавший двумя казачьими колоннами – Платова и Орлова. Командования принял Платов. Он расторопно отразил атаку янычар, разбил вражескую батарею, захватив несколько пушек. С боем казаки прорвались к Дунаю, где соединились с речным десантом генерала Арсеньева.

Когда передовой батальон, в котором шёл и Платов, подошёл к крепости, казаки в замешательстве остановились перед затопленным рвом. Бригадир Платов, вспомнив уроки Суворова, первым вошёл в ледяную воду, по пояс в воде, под обстрелом преодолел крепостной ров, скомандовал: «За мной!» — и батальон последовал примеру командира. В тридцать лет он пребывал в расцвете физической силы и уже был умелым, обстрелянным казачьим атаманом. Чтобы такие чудеса становились былью – нужно огромное доверие войск командиру, авторитет офицера.

Предстояли уличные бои, в которых поймавший кураж Платов был всё так же удачлив. Немалую часть русских потерь при штурме Измаила составили погибшие и раненые казаки. Спешенные донцы были плохо экипированы для штурма. Но Суворов надеялся на их удаль, да и некем оказалось заменить казачьи силы, а приступ был необходим.

В распахнутые ворота крепости входила русская конница. Колонна Орлова совместно с колонной генерал-майора Мекноба очищала от турок важный северный участок укреплений Измаила. Теперь они действовали слаженно и могли отражать контратаки турок, продолжая занимать вершок за вершком неприступную твердыню – Измаил.

Под вечер последние защитники крепости молили о пощаде. Уникальный штурм крепости вылился в истребление вражеской армии. Во время разоружения к сераскиру подскочил егерь и попытался вырвать у него из-за пояса кинжал. Янычар выстрелил в егеря, а попал в русского офицера… Этот выстрел русские оценили как вероломное нарушение условий капитуляции: ведь турки просили пощады. Новый штыковой удар уничтожил почти всех турок, погиб от ран и Айдос-Мехмет…

Наконец, сдались на милость победителям последние янычары во главе с Мухафиз-пашой, сражавшиеся в Табии. Последние защитник и крепости капитулировали в 16.00. Приступ ожесточил войска, помнившие о двух неудачных штурмах Измаила. По военным традициям того времени, Суворов на три дня отдал город на разграбление победителям. Увы, на этот раз офицерам не удалось удержать солдат от жестоких бесчинств. А в Измаиле было чем поживиться! Турки свезли в крепость купеческие склады из занятых русскими войсками билзлежащих территорий. Особо удачливые участники штурма обогатились на тысячу-другую червонцев – фантастическая нажива! Сам Суворов отказался от трофеев, не принял даже отменного коня, которого привели к нему солдаты. Снова не обманули ожиданий Суворова фанагорийцы. Из них Суворов приказал составить главный караул покорённой крепости.

Да, на такой приступ можно пойти лишь раз в жизни… В жестоких боях погибло десять тысяч русских, в том числе 400 офицеров из 650, участвовавших в штурме. Красноречивые цифры – вот такое бесстрашие царило в сердцах учеников Суворова. Было уничтожено двадцать семь тысяч турок, остальные десять тысяч попали в плен. По легенде, лишь один турок остался живым и не попал в плен! Он нырнул в Дунай, ухватился за бревно – и, незамеченный, добрался до берега. Поговаривали, что именно он принёс турецким властям весть об измаильской катастрофе.
На следующий день Суворов готовился к молебну и диктовал послание Потёмкину:

«Светлейший Князь! Милостивый Государь! Простите, что сам не пишу: глаза от дыму болят… Сегодня у нас будет благодарственный молебен у нашего нового Спиридония. Его будет петь Полоцкий поп, бывший со крестом пред сим храбрым полком. Фанагорийцы с товарищами отсюда пойдут сего числа домой…». Полоцкий поп – это никто иной, как отец Трофим Куцинский. Молебен после Победы справлял именно он.

В более позднем письме Потёмкину Суворов расскажет о его подвиге подробнее – и батюшка вполне заслужил такое внимание в переписке двух великих екатерининских орлов: «Полоцкого пехотного полка священник Трофим Куцинский, во время штурма Измаильского, ободряя солдат к храброму с неприятелем бою, предшествовал им в самом жестоком сражении. Крест Господен, который он, яко знамение победы для воинов, нес в руках, пробит был двумя пулями. Уважая таковую его неустрашимость и усердие, осмеливаюсь просить о пожаловании ему креста на шею».

Речь, несомненно, шла о Георгиевском кресте. Но в статуте ордена о священниках не говорилось ни слова, и прецедентов подобного награждения не было! Да и статус полкового священника не был закреплён законодательно. Словом, случился юридический казус. И всё-таки императрица не оставила отца Трофима без награды, нашла, как мы бы нынче сказали, компромиссный вариант. Ему пожаловали наперсный крест с бриллиантами на георгиевской ленте. По ходатайству Екатерины священник Полоцкого пехотного полка был возведён в сан протоиерея.

Пусть и с натяжкой, но его считают первым священником – георгиевским кавалером. И случилось это во многом благодаря отеческой внимательности Суворова к своим «чудо-богатырям». А уж перед священством Суворов и подавно благоговел. Ведь и вся суворовская наука побеждать пронизана верой в победу, поскольку защита Отечества воспринималась как боговдохновенное служение: «Умирай за Дом Богородицы, за Матушку, за Пресветлейший Дом! Церковь Бога молит. Кто остался жив, тому честь и слава!». И, после такой проповеди – азы солдатской науки: «Солдату надлежит быть здорову, храбру, твёрду, решиму, правдиву, благочестиву. Молись Богу! От Него победа! Чудо-богатыри! Бог нас водит, Он нам генерал!».

Читайте также:

«Измаил взят, слава Богу! Победа наша…»

Взятие крепости позволило России избежать изоляции и вести войну сразу с несколькими могущественными государствами. 24 декабря – День воинской славы, установленный в честь взятия турецкой крепости Измаил русскими войсками под командованием А. В. Суворова в 1790 году. Об этом событии вспоминает протоиерей Александр Ильяшенко.

Протоиерей Александр Ильяшенко

Война 1787-1791 гг. была не первая русско-турецкая война. Еще в XVII веке при царе Алексее Михайловиче донские казаки захватили Азов и выдержали длительную осаду, которую вела огромная турецкая армия. Но, поскольку тогда Русь не могла ввязываться в большую войну с Турцией, царь приказал казакам Азов оставить. Это было примерно за полтора столетия до штурма Измаила. В начале XVIII века Прутский поход, предпринятый Петром Великим, окончился полной неудачей, сам император едва не оказался в плену и избег его лишь ценой большого выкупа и территориальных уступок. Но, начиная со второй половины XVIII века, военное счастье стало сопутствовать русской армии.

Турки, потерпевшие ряд поражений от русских войск, чтобы как-то компенсировать неудачи, потребовали очень серьезных уступок от царского правительства, в том числе они требовали право проводить досмотр русских торговых судов, которые проходили мимо их владений. Такие условия Россия, конечно, принять не могла. Не получив никакого ответа на это требование, турки в 1787 году объявили России войну.

К тому моменту сложилась напряженная международная обстановка. Англия, Франция, Польша и несколько других европейских стран планировали оказать помощь Турции, у которой дела складывались неудачно. Потому в конце 1790 года в городе Систове была собрана конференция, где христианская Европа, будем говорить обобщенно, решала вопрос о помощи мусульманской Турции против православной России. Если бы этот союз сложился, то Россия оказалась бы одновременно в изоляции и перед сильной коалицией, что поставило бы Россию в очень трудное положение.

«Извольте поспешить туда для принятия всех частей в Вашу команду…»

Измаил представлял собой огромную крепость, построенную по последнему слову тогдашней военной науки лучшими французскими и прусскими инженерами. В крепости размещался огромный гарнизон, по разным оценкам от 30 до 40 тысяч человек, а также от 200 до 300 орудий. Кроме того, турецкие воины получили приказ султана, который требовал стоять до последнего и обещался казнить всех, кто останется в живых при штурме Измаила, если тот будет взят. То есть турки понимали, насколько важна эта крепость и как необходимо, в том числе в их жизненных интересах, ее удержать.

Штурм Измаила. Гравюра С. П. Шифляра

Русские войска, численность которых была несколько меньше, чем численность гарнизона крепости, ранее пытались провести несколько штурмов, но они кончились неудачей. В итоге был собран военный совет, и русские генералы решили отступить от Измаила. Конечно, они понимали исключительное значение этой крепости для хода всей войны. Но они понимали также, что начиналась зима, пусть не такая суровая, как в центральной России, но с дождями, сыростью, всевозможными заболеваниями и иными трудностями, связанными в первую очередь со снабжением огромной армии, – это и продовольствие для солдат, фураж для лошадей, боеприпасы.

Снабжение армии – это огромная проблема, которая всегда стоит необыкновенно остро, а в зимнюю пору особенно. Командование армии сознавало, что турки будут биться насмерть. Поэтому, видя бесперспективность осады, и для того, чтобы уберечь своих солдат от неоправданных потерь, вызванных боевыми действиями и непогодой, генералы решили снять осаду и увести армию на зимние квартиры.

Решение вполне разумное, вызванное неблагоприятными обстоятельствами, но сложившееся международное положение делало его неприемлемым. Поэтому, вопреки здравому смыслу, Светлейший князь Потемкин, который понимал, кто такой Суворов, понимал его исключительный уровень как великого полководца, способного совершить невозможное, направил его возглавить осадную армию, подчинил ему всех генералов, отозвав бывшего командующего генерала Гудовича.

25 ноября князь Потемкин направил Суворову ордер, в котором говорилось: «Флотилия под Измаилом истребила уже почти все их суда, и сторона города к воде очищена; остается предпринять с помощью Божией на овладение города. Для сего, Ваше Сиятельство, извольте поспешить туда для принятия всех частей в Вашу команду, взяв на судах своих сколько можете поместить пехоты… Прибыв на место, осмотрите чрез инженеров положение и слабые места. Сторону города к Дунаю я почитаю слабейшею… Сын принца Де Линя инженер, употребите его по способности. Боже подай Вам свою помощь! Уведомляйте меня почасту. Генерал-майору и кавалеру де Рибасу я приказал к Вам относиться».

Смотрите, какой благородный язык XVIII века! С каким уважением Светлейший князь Потемкин – второе лицо в государстве после императрицы, относится к Суворову, высоко оценивая его дарование!

К ордеру приложено было личное послание:

«Измаил остается гнездом неприятеля. И хотя сообщение прервано чрез флотилию, но все он вяжет руки для предприятий дальних. Моя надежда на Бога и на вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг! По моему ордеру к тебе присутствие там личное твое соединит все части. Много тамо равночинных генералов, а из того выходит всегда некоторый род сейма нерешительного. Рибас будет Вам во всем на помогу и по предприимчивости, и усердию; будешь доволен и Кутузовым. Огляди все и распоряди, и, помоляся Богу, предпринимайте. Есть слабые места, лишь бы дружно шли. Князю Голицыну дай наставление. Когда Бог поможет, пойдем выше». Смотрите, Потемкин уже тогда заметил и выделил Михаила Илларионовича. И дальше: «помоляся Богу, предпринимайте… когда Бог поможет».

Эти слова – пример того, сколь глубоко верующими были в то время первые люди государства, как они по-настоящему уповали на помощь Божию и с каким непритворным уважением относились друг к другу.

Как Суворов готовил войска

Прибытие Суворова необыкновенно подняло дух армии. А позитивный, боевой настрой – одно из важнейших условий успешного ведения военных действий, его трудно переоценить.

По прибытии Суворов тут же на значительном отдалении, чтобы из крепости не было видно, построил макеты стен и ров, окружающие город, учил солдат залезать на эти высокие стены, предварительно забросав ров связками хвороста, фашинами – их легко нести и при этом они достаточно прочные, чтобы выдержать вес огромного количества людей.

В течение недели Суворов интенсивно обучал войска, чтобы они понимали, как надо поступать в этих труднейших условиях. Он сам объездил крепость, с минимального расстояния, чуть ли не на расстоянии оружейного выстрела, рассматривая сильные и слабые места крепости. То есть он сам воочию представлял, каково будет солдатам идти на эти укрепления под огнем противника. Далее он усилил огонь осадной артиллерии, чтобы подавить артиллерию противника. Нужно было вывести ее из строя, прежде чем бросать войска на штурм. Иначе турецкая артиллерия смела бы картечным огнем все наступающие колонны, идущие плотным строем. На малом расстоянии картечь – губительнее пулемета…

А.В. Суворов. Художник Й. Крейцингер

Одна стена крепости, обращенная к Дунаю, очищенному от турецкого флота, и ранее им защищаемая, была несколько слабее других. Приступ был запланирован и с этой стороны, что имело очень большое значение. То есть Суворов мастерски подготовил все условия для успешного штурма.

Никакая коалиция уже не могла изменить ход событий

Когда Суворов прибыл под Измаил, он написал легендарное письмо. Оно звучит так: «Сераскиру, старшинам и всему обществу. Я с войском сюда прибыл. 24 часа на размышление для сдачи и воля; первые мои выстрелы – уже неволя, штурм – смерть. Чего оставляю вам на разсмотрение». Подлинник этого текста хранится в Центральном военно-историческом архиве, но он перечеркнут. Очевидно, Суворов его продиктовал, а потом все-таки счел, что он слишком резок и надо говорить более смягченно, дипломатичным языком. Написал более умеренный текст, но того же содержания:

«ИЗМАИЛЬСКИМ ВЛАСТЯМ

от Генерал-Аншефа и кавалера Графа Суворова-Рымникского

Превосходительному Господину Сераскиру Мегамету-паше Айдозле, командующему в Измаиле; почтенным Султанам и прочим пашам и всем чиновникам.

Приступая к осаде и штурму Измаила российскими войсками, в знатном числе состоящими, но соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жестокость, при том бываемую, даю знать чрез сие Вашему Превосходительству и почтенным Султанам! И требую отдачи города без сопротивления. Тут будут показаны всевозможные способы к выгодам вашим и всех жителей! О чем и ожидаю от сего чрез двадцать четыре часа решительного от вас уведомления к воспринятию мне действий.

В противном же случае трудно будет пособить человечеству, когда не могут быть пощажены не только никто, но и самые женщины и невинные младенцы от раздраженного воинства; и за то никто как Вы и все чиновники пред Богом ответ дать должны.

Декабря 7-го дня 1790 года».

В ответ турки запросили десятидневного срока на размышление. Но было очевидно, что они просто тянут время в надежде, что подойдут подкрепления. Суворов проявил снисхождение и ответил, что, вопреки своему обычаю, дает им еще 24 часа.

И вот глубокой декабрьской ночью, в 3 часа, русские колоннами начали движение к намеченным местам. Все было очень четко продумано, командиры знали, куда идти, действовали четко по плану. Очень интересно, что в русской армии уже тогда в качестве сигналов применялись осветительные ракеты. Чтобы турки не поняли, что ракеты указывают начало штурма или что-то другое, их запускали каждую ночь по несколько штук без системы. Уже к 8 часам утра русские войска поднялись на стены, и дальше борьба шла на территории города.

«Штурм Измаила», фрагмент диорамы

Суворов, когда перешли уже на улицы города, приказал ввести батареи легких орудий, чтобы они картечью расчищали улицы от оборонявшихся турок. К полудню город был полностью взят, турки сопротивлялись отчаянно, сам комендант Измаила Айдозле-Мехмет-паша, очень мужественный воин, погиб в этой схватке.

Штурм был произведен столь энергично и столь стремительно, что отчаянное сопротивление турок было сломлено. Турецкие потери были огромными, они сражались до последнего.

О взятии Измаила Суворов отправил Потемкину донесение:

«Светлейший Князь Милостивый Государь!

Стены измаильские и народ пали пред стопами престола Ея Императорскаго Величества. Штурм был продолжителен и многокровопролитен. Измаил взят, слава Богу! Победа наша… Вашу Светлость честь имею поздравить.

Генерал Граф Александр Суворов-Рымникский

11 декабря 1790 года. Измаил».

Когда в Систов пришло ошеломительное известие о взятии этой неприступной крепости, то конференция, которая там собралась, просто потеряла смысл, так как Турция потерпела решительное поражение и была не в состоянии продолжать войну. Никакая коалиция уже не могла изменить ход событий. Взятие крепости позволило России избежать изоляции и вести войну сразу с несколькими могущественными государствами.

Потому победа под Измаилом была действительно категорически необходима России, она решила массу и военных, и дипломатических, и политических проблем. Великие люди XVIII века обладали способностью очень широко, глобально смотреть на проблемы и находить неожиданные и эффективные решения…

Осада Нотебурга (1702) — Википедия

Осада Нотебурга 1702 года — осада и взятие шведской крепости Нотебург русскими войсками осенью 1702 года в ходе Северной войны.

После разгрома русской армии при Нарве (1700) Карл XII обратился против другого своего противника — саксонского курфюрста и польского короля Августа II, оставив в своих прибалтийских владениях всего 15 тысяч войск: 8 тысяч под командованием В. А. Шлиппенбаха в Лифляндии и Эстляндии и 7 тысяч А. Крониорта в Финляндии и Ингерманландии.

Русский царь Пётр I, не оставляя своего желания завоевать выход к Балтийскому морю, решил воспользоваться отсутствием главной шведской армии на его театре военных действий и на это раз обратил своё внимание на Ингерманландию.

Кротков перечисляет причины, по которым Пётр выбрал объектом атаки не Нарву, а Нотебург^[2]:

• Первая неудача под Нарвой.
• Невозможность пользоваться непрерывным водным путём по реке Нарова из-за наличия на ней порогов, а также вследствие наличия на Псковском озере сильной шведской эскадры.
• Неудовлетворительность корабельной пристани в устье Наровы (как определил агент Петра В. Д. Корчмин). Река Нева и охтенская пристань были удобнее нарвского рейда для торговых целей и иных намерений Петра.

В то же время позиции шведов в Ингерманландии были очень сильны. Две крепости (Ниеншанц и Нотебург) контролировали течение Невы. Шведы фактически владычествовали на Ладожском озере и имели там флот, который свободно высаживал на восточном (русском) берегу озера десанты и беспощадно опустошал русские селения. Пётр немедленно принялся создавать озёрный флот, который уже в 1702 году с успехом стал оказывать сопротивление. Но пока у шведов в руках были сильные крепости на Ладоге (Кексгольм и Нотебург), устье Невы и море оставались недостижимы^[1].

Первоначально Пётр планировал «достать Орешек (так называлась древняя русская крепость на месте шведского Нотебурга) по льду» зимой 1702 года. Позже (из-за неподготовленности операции, а также наступившей оттепели) он перенёс осаду на осень того же года.

Осада готовилась Петром I тщательно и в большой тайне. Лето 1702 года Пётр провёл в Архангельске будто бы в ожидании предполагаемого нападения шведов. В Архангельск он взял сына Алексея, большую свиту и оттуда вёл активную дипломатическую переписку. Противник ни в коем случае не должен был предположить, что целью кампании 1702 года является Нотебург^[2]. Для срочной переброски войск на Ладогу из Олонецкого края была проложена Осударева дорога.

Имея печальный опыт, когда приход армии Карла XII на помощь Нарве осенью 1700 года привёл к провалу всей кампании, особое внимание Пётр уделил предотвращению помощи Нотебургу со стороны Выборга (А. Крониорт) и Ревеля (В. А. Шлиппенбах)^[2].

Генерал-фельдмаршал Б. П. Шереметев 18 (29) июля 1702 года нанёс поражение В. А. Шлиппенбаху при Гуммельсгофе (Гумоловой мызе), после чего разорил Лифляндию, чтобы усложнить подход к Нотебургу шведской армии из Лифляндии и Эстляндии.

Ладожский воевода П. М. Апраксин получил приказ совершить набег на Ингрию и нанести поражение шведскому корпусу А. Крониорта, отбросив его как можно дальше, что и было исполнено: 13 августа он отбросил А. Крониорта за р. Ижора, хотя тот, собрав силы (в том числе из крепости Ниеншанц), с конца августа снова угрожал русским^[3].

Таким образом, возможность оказания помощи крепости Нотебург в случае её осады русскими была значительно снижена.

Тем временем в Новгороде воевода (губернатор) Я. В. Брюс приготовил осадную артиллерию и шанцевый инструмент^[2].

Кроме того, летом 1702 года (15 июня и 27 августа) русская пехота, посаженная на лодки (солдатские полки Островского и Тыртова), нанесла ряд поражений и вытеснила с Ладожского озера шведскую эскадру вице-адмирала Нумерса, которая ушла в Выборг (в бою 27 августа русский полковник Тыртов погиб).

В августе 1702 года русская осадная армия начала сосредоточение в Ладоге: первыми прибыли 2 батальона гвардии из Новгорода, вскоре подошли полки дивизии генерала А. И. Репнина. 14 сентября в Ладогу из Архангельска прибыл Пётр I и генерал-фельдмаршал Ф. А. Головин с 5 гвардейскими батальонами. В 20-х числах сентября^[3] к осадной армии по срочному запросу Петра прибыл генерал-фельдмаршал Б. П. Шереметев с частью поместной конницы и драгун и возглавил её.

22 сентября русская осадная армия двинулась к р. Назие, где уже стоял П. М. Апраксин; часть корпуса Апраксина после сделанного ей смотра Петром I присоединилась к осадной армии^[3].

25 сентября русские двинулись к Нотебургу^[3]. Крепость оборонял подполковник^[4] Г. В. фон Шлиппенбах (родной брат генерал-майора В. А. Шлиппенбаха^[5]).

Утром 26 сентября 1702 года передовой отряд Преображенского полка численностью 400 человек подошёл к крепости и начал перестрелку; ещё засветло к ним присоединились 2 гвардейских батальона. 27 сентября вся осадная армия прибыла под Нотебург.

Всего осаждающие имели 12 500 солдат непосредственно у крепости и свыше 20 000 на ближних подступах к ней, 51 осадное орудие, не считая большого количества полевой артиллерии и корабельных пушек с вошедших в Ладожское озеро судов. В команде находились генерал-фельдмаршал Б. П. Шереметев, генерал от инфантерии А. И. Репнин, генерал-майоры И. И. Чамберс, А. А. Гулиц, А. В. Шарф и Я. В. Брюс^[4].

Шведский комендант Густав Вильгельм фон Шлиппенбах рассчитывал на помощь со стороны генерал-майора А. Крониорта, однако получил подмогу всего 50 человек^[1].

Русские перетащили волоком 50 судов из Ладожского озера в Неву и взяли укрепление на другой стороне Невы. Попытка шведов отбить его осталась безуспешной^[1]. Отбита также была попытка А. Крониорта помочь Нотебургу 2 октября.

1 (12) октября была начата бомбардировка, которая частично повредила стены крепости. 6 (17) октября в крепости из-за артобстрела русскими вспыхнул большой пожар. Однако к 11 (22) октября почти все осадные орудия из-за плохой выучки артиллеристов вышли из строя. По приказу Петра I русские пошли на штурм, так и не пробив полноценных брешей.

Кровопролитный штурм 11 (22) октября продолжался с перерывами 13 часов. В истории Семёновского полка штурм описан таким образом:

7-го <октября по старому стилю> решен был штурм на 11-е. Так как во время бомбардировки в двух куртинах и башне пробиты были бреши, но несмотря на это стены были настолько высоки и всходы к брешам круты, что штурмовать было очень рискованно, то 9-го числа вызваны из полков охотники; большая часть вызвалась из Семёновского полка. Им розданы штурмовые лестницы и заготовлены лодки для переправы. В тот же день через Неву перекинут летучий мост. В ночь на 11-е сделаны 3 залпа из мортир, условленный сигнал для штурма; по этому сигналу охотники Семёновского полка в числе 40 человек под командой сержанта Мордвинова двинулись к крепости, пробежав под градом пуль и картечи до рва, они спустились в него, бросились к бреши, но были отбиты. Тогда послан им на помощь отряд под командой подполковника Семёновского полка князя Михаила Голицына, героя этого дня. Семёновский отряд состоял из 122 человек, не считая охотников…; вслед за этим подкреплением было послано от Преображенского полка под командой майора Карпова, который в самом начале дела был ранен картечью в ребро и руку. Ожесточённая борьба продолжалась 13 часов подряд, но ни к чему не привела, русские оставались на тех местах, на каких были в самом начале сражения, и подвигаться вперёд не могли, так как штурмовые лестницы оказались на 1,5 сажени короче высоты пролома, а отступать не хотели; шведы оборонялись упорно, стреляли сверху вниз картечью, раскаленными ядрами и сбрасывая на штурмующих бревна и камни.
Во время боя наступил один момент, когда несколько солдат бросились бежать к реке; тогда князь Голицын, чтобы отнять всякую мысль об отступлении, приказал все свободные лодки оттолкнуть от берега. Пётр, не видя успеха, послал повеление: отступить, но посланный до князя пройти не смог. Некоторые, утверждая, что посланный дошёл до князя Голицына, но получил ответ: «Скажи Государю, что теперь я принадлежу не Петру, а Богу».
Между тем бомбардир, поручик Меншиков, на противоположном берегу, не дожидаясь приказания, стал ловить лодки, посадил на них сколько мог преображенцев и семёновцев и явился к Голицыну на помощь. Увидев такую настойчивость с нашей стороны после 13-ти часов боя, комендант в 5-м часу велел ударить в барабаны для сдачи. Приступ тотчас прекратился, и для переговоров послан к шведам секретарь Шафиров. В тот же день капитуляция Нотебурга была подписана и наши, не входя в самый город, заняли караулы вместе со шведами в трёх брешах.

По условиям капитуляции шведам дано было 3 дня для сборов и для вывоза имущества, но на следующий же день после сдачи разнёсся слух, что на выручку Нотебурга идёт генерал Крониорт; тогда Пётр, переплыв Неву, отдал приказ тотчас же сменить во всей крепости шведские караулы; комендант хотя и не хотел подчиниться этому требованию, но наши принудили силою, и сам Пётр вместе с генералом Чамберсом стал разводить гвардейские полки по караулам, введя их в ворота; преображенцев повели влево, семёновцев вправо по крепостным стенам. 14-го, по договору, шведы вышли из крепости с распущенными знамёнами, музыкой и проч., а наши войска вошли в неё…

— П. Дирин. История лейб-гвардии Семёновского полка. — СПб. 1883.

В штурме участвовали и другие части русской армии. В частности, от полка Кашпара Гулица выделили 100 фузилёров и 100 гренадеров. Гренадерами командовал капитан Мякинин, который так рассказывал о начавшемся штурме:

Я был в команде у полковника Якова Гордона и командировано со мною было 100 человек гренадеров да 100 человек фузилёров для подъёма и поставки лестниц. И был я на штурме, ставил своею командою лестницу на стену и в то число побито под лестницами 80 человек фузилёров да 20 человек гренадеров и лестницы в дело не пошли. В то же число полковника ранили, майора убили и командовал я не токмо своею командою, но и другими оставшимися и последний как пошли на пролом и был я на проломе ранен. Первый приступ не удался. На помощь послан был отряд от 10 полков, в том числе и от полка Гулица. Повторный приступ также закончился неудачно. В течение 13 часов войска пытались ворваться в крепость, неся большие потери. Пётр хотел уже отступить, но командовавший войсками Голицын приказал продолжить штурм и в половине пятого дня комендант крепости приказал бить сдачу.

После взятия крепости Пётр дал шведскому гарнизону самые почётные условия, они свободно могли присоединиться к своим войскам, стоявшим в Нарве. Такая же свобода уйти, куда пожелают, или оставаться была предоставлена всему населению.

В то же время Пётр I строго отнёсся к солдатам, бежавшим с приступа: они были «ошельмованы, а именно: гонены через строй и лица их, заплевав, казнены смертию»; в Семёновском полку повешено 4 человека^[6], в Преображенском — 8^[7].

Штурм был необычайно трудным и кровопролитным. «Правда, что зело жесток сей орех был, однако, слава богу, счастливо разгрызен. Артиллерия наша зело чудесно дело своё исправила», — писал Петр А. А. Виниусу. Старый русский город, раньше называвшийся Орешком, вернулся в русские руки и был переименован в Шлиссельбург («ключ-город», открывавший дорогу к овладению устьем Невы).

Губернатором завоёванной крепости оставлен А. Д. Меншиков^[4]; в качестве гарнизона ему оставлены 3 полка^[6]. Князь М. М. Голицын за заслуги получил чин полковника лейб-гвардии Семёновского полка, майор Карпов — чин подполковника лейб-гвардии Преображенского полка.

Пётр I очень дорожил завоеванием Нотебурга. 6 (17) декабря 1702 года по случаю взятия крепости он совершил торжественный въезд в Москву. В продолжение своего царствования, когда позволяло время, 5 раз праздновал он победу 11 октября в самом Шлиссельбурге^[2].

Осада Корфу (1798—1799) — Википедия

Осада Корфу — военная операция русско-турецкого флота против укрепившихся на острове французских войск в ходе Средиземноморского похода черноморской эскадры под командованием адмирала Ф. Ф. Ушакова.

Одной из основных задач, поставленных перед объединённой русско-турецкой эскадрой Ушакова в Средиземном море, было освобождение от французов стратегически важных Ионических островов. С 1 октября^[2] по 1 ноября 1798 года французские гарнизоны, потеряв 1500 убитыми, ранеными и взятыми в плен^[3], были выбиты с островов Цериго, Занте, Кефалония и Санта-Мавра. Оставалось освободить самый большой и хорошо укреплённый остров архипелага — Корфу.

Город Корфу располагался на восточном побережье в центральной части острова между двумя крепостями:

• «Старой крепостью» («морской», «венецианской» или Палео Фрурио), расположенной на восточной оконечности города, отрезанной от города искусственным рвом, созданным в естественном стоке, с морской водой внизу.
• «Новой крепостью» («береговой» или Нео Фрурио) — на северо-западе от города, состоявшей из трёх отдельных укреплений, соединённых подземными переходами, чрезвычайно укреплённой и переоборудованной французами.

От новой крепости к старой по самому берегу тянулась высокая стена. Сам по себе город со стороны моря был прикрыт старой крепостью, со стороны суши — земляным валом с бастионами (форты Сан-Сальвадоре и Сан-Авраам, редут Сан-Роно (Сан-Роко)). С моря город прикрывал хорошо укреплённый остров Видо. Кроме того, в двух милях от берега располагался остров Лазаретто, который также укреплялся французами.

На Корфу французы имели следующие силы: 3 000 солдат, 650 орудий + 500 солдат и 5 артиллерийских батарей на острове Видо. В гавани находилась французская эскадра в составе 2 линейных кораблей (74-пушечного «Женере» («Женерозе») и 54-пушечного «Леандра»), 1 фрегата (32-пушечного фрегата «Ла-Брюн»), бомбардирского корабля «Ля Фример», брига и четырёх вспомогательных судов.

Командовал гарнизоном губернатор островов генерал Шабо и генеральный комиссар Дюбуа^[fr].

24 октября 1798 года русско-турецкая эскадра в составе 3 линейных кораблей, 3 фрегатов и ряда малых кораблей начала блокаду Корфу.
31 октября к эскадре присоединились линейный корабль «Святая Троица», 2 турецких фрегата и 1 турецкий корвет, а 9 ноября к Корфу подошли основные силы объединённого русско-турецкого флота под командованием вице-адмирала Ф. Ф. Ушакова. Вскоре к ним присоединился отряд кораблей капитана 1 ранга Д. Н. Сенявина (3 линейных корабля и 3 фрегата).

Учитывая мощные укрепления острова и недостаток сил для десанта, было принято решение подвергнуть Корфу блокаде, дожидаясь подкрепления десантных сил от турок. В первый же день французы бросили свои укрепления на Лазаретто, который тут же был занят русскими и на нём была сооружена батарея.

13 ноября русские высадили на побережье Корфу небольшой десант, который, не встречая противодействия, занял небольшой городок Гуино в пяти верстах от крепости. Было выбрано место для батареи напротив форта Сан-Авраам, которая уже 16 ноября начала артиллерийский обстрел крепости.

18 ноября была установлена вторая батарея у церкви Св. Пантелеймона, откуда хорошо просматривались внешние укрепления и старая крепость. Однако через несколько дней французы организовали вылазку и захватили её, взяв в плен несколько человек. 27 ноября из бухты неудачно попытался прорваться линейный корабль «Женере».

В декабре к эскадре присоединились отряды кораблей контр-адмирала П. В. Пустошкина (74-пушечные линейные корабли «Св. Михаил» и «Симеон и Анна») и капитана 2 ранга А. А. Сорокина (фрегаты «Святой Михаил» и «Казанская Богоматерь»). Таким образом союзная эскадра насчитывала 12 линейных кораблей, 11 фрегатов и множество мелких судов.

В ночь на 26 января «Женере» (покрасив паруса в чёрный цвет) вместе с бригом предпринял ещё одну попытку прорваться из бухты, на этот раз удачную.

Продолжалось возведение береговых батарей — была восстановлена батарея на мысе Св. Пантелеймона. Ещё одна батарея возведена неподалёку от старой крепости. Кроме того, оборудовали батарею напротив форта Сан-Сальвадоре — наиболее мощного из внешних укреплений.

10 февраля на Корфу прибыли обещанные турецкие войска (около 4250 человек). Кроме того, на кораблях русской эскадры насчитывалось около 1700 морских гренадеров Черноморских и Балтийских морских батальонов. Было принято решение использовать во время штурма часть команд кораблей, которые проходили для этого соответствующую подготовку. Около 2000 солдат было получено от греков-повстанцев на острове.

На военном совете 17 февраля, состоявшимся на флагманском корабле «Святой Павел», был разработан план операции. Было принято решение силами корабельной артиллерии подавить береговые батареи и высадить десант на остров Видо — ключ к обороне Корфу.

Штурм Корфу начался в 7 часов утра 18 февраля 1799 года. Фрегаты «Казанская Богородица» и «Херим-Капитана» подошли на расстояние картечного выстрела и начали обстрел вражеской батареи № 1 на северо-западной оконечности острова. Линейный корабль «Мария Магдалина первая» и фрегат «Николай» начали обстрел батареи № 2. Остальные корабли (линейные корабли «Святой Павел» (капитан 1 ранга Е. П. Сарандаки), «Святой Пётр», «Захарий и Елисавета», «Богоявление Господне», «Симеон и Анна» (капитан 2 ранга К. С. Леонтович), фрегаты «Григорий Великия Армении» (капитан И. А. Шостак), «Святой Николай», «Навархия», шхуна, посыльное судно, а также два турецких корабля, пять фрегатов, корвет и канонерская лодка) начали обстрел остальных батарей острова. В результате четырёхчасового обстрела были подавлены все пять береговых батарей острова. Поддержку острову попытались оказать линейный корабль «Леандр» и фрегат «Ла-Брюн», но, получив повреждения, были вынуждены отойти под защиту батарей Корфу. В 11 часов на Видо с двух сторон был высажен десант в количестве 2160 человек. К 14.00 после двухчасового боя остров был взят. Из 800 человек, оборонявших остров, 200 человек было убито, в плен было взято 402 солдата, 20 офицеров и комендант острова бригадный генерал Пиврон. Около 150 человек удалось переплыть на Корфу. Русские потери составили 31 человек убитыми и 100 ранеными. Турки и албанцы потеряли 180 человек убитыми и ранеными.

После падения Видо ключ к Корфу был в руках Ушакова. Расположившиеся на захваченном острове русские батареи открыли огонь по укреплениям Новой и Старой крепостей. Их поддержали батареи у деревни Мандуккио и с холма Святого Пантелеймона, линейный корабль «Святая Троица», 46-пушечный фрегат «Сошествие Святого Духа» (капитан К. Константинов), акат «Святая Ирина», шебека «Макарий» и турецкий корабль, стоявший у южной части старой цитадели. На штурм бастиона Св. Рока пошли албанцы, но были отбиты. Повторный штурм русско-турецких сил заставил французов, заклепав пушки и взорвав пороховые погреба, отступить к укреплению Св. Сальвадора. Но русские ворвались в бастион на плечах отступавших и через полчаса ожесточённой рукопашной схватки также овладели им. Через некоторое время последний передовой форпост Новой крепости — укрепление Св. Авраама пал под натиском штурмующих.

На 19 февраля был назначен штурм старой и новой крепостей, но утром французы прислали парламентёров для обсуждения капитуляции. После переговоров 20 февраля 1799 года была принята почётная капитуляция. Согласно её условиям французам разрешалось покинуть остров с обещанием не участвовать в боевых действиях в течение 18 месяцев.

В плен сдались 2931 человек (в том числе 4 генерала). Военными трофеями победителей стали: 114 мортир, 21 гаубица, 500 пушек, 5500 ружей, 37 394 бомбы, 137 тысяч ядер и т. д. В порту Корфу были захвачены линейный корабль «Леандр», фрегат «Брюне», бомбардирское судно, 2 галеры, 4 полугалеры, 3 купеческих судна и несколько других кораблей. Потери союзников составили около 298 человек убитыми и ранеными, из которых 130 русских и 168 турок и албанцев..

За этот штурм Павел I произвёл Ушакова в адмиралы и наградил бриллиантовыми знаками ордена святого Александра Невского, неаполитанский король — орденом святого Януария 1-й степени, султан — челенком — высшей наградой Турции.

Взятие Корфу завершило освобождение Ионических островов из-под власти французов, что имело большое военно-политическое значение. На освобождённых островах под временным протекторатом России и Турции была создана Республика Семи Островов, в течение нескольких лет служившая опорной базой для русской средиземноморской эскадры.

Получив известие о взятии Корфу А.В. Суворов писал^[4]:

Ура! Русскому флоту!.. Я теперь говорю самому себе: Зачем не был я при Корфу, хотя бы мичманом!

1. ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 60.
2. ↑ Даты в статье даны по старому(юлианскому) стилю
3. ↑ Овчинников В. Д. Федор Федорович Ушаков. М. 1995. С. 64.
4. ↑ А. В. Суворов. Слово Суворова. Слово Современников. Материалы к биографии. М., Русский Мир, 2000

Бой в устье Невы — Википедия

Бой в устье Невы
Основной конфликт: Великая Северная война
Взятие Петром Первым шведских кораблей в устье Невы. 07.05.1703
Дата	7 (18) мая 1703
Место	устье реки Невы
Итог	победа русских войск
Пётр I А. Д. Меншиков «Гедан»: обер-лейтенант Иоганн Вильгельмс (погиб) «Астрильд»: капитан Карл фон Верден (ранен)
30 лодок с пехотой бот «Гедан» (10 орудий) шнява «Астрильд» (8 орудий) 77—102 человека
20 убитых (1 офицер), 55 раненых (6 офицеров). Всего — 75 чел. (в том числе — 7 офицеров). захвачены оба корабля 58—80 убитых 13—22 пленных

Бой в устье Невы — морское сражение, состоявшееся 7 (18) мая 1703 года в устье реки Невы между тремя десятками лодок с солдатами Преображенского и Семёновского лейб-гвардейских полков под командованием Петра Первого и А. Д. Меншикова и двумя кораблями «Гедан» и «Астрильд» шведского флота, пришедшими в составе эскадры на помощь крепости Ниеншанц.

В ходе непродолжительного боя оба шведских корабля были взяты на абордаж. Условно бой можно назвать первым морским сражением русского флота. Дата 18 мая (7 мая по старому стилю) считается датой рождения Балтийского флота.

1 мая 1703 года Пётр I жестокой бомбардировкой заставил сдаться шведскую крепость Ниеншанц в устье Охты при её впадении в Неву, на месте нынешнего Санкт-Петербурга. А уже вечером 2 мая невдалеке от устья Невы появляется эскадра из девяти шведских судов под командованием адмирала Нумерса, направленная на помощь осаждённой крепости. Эскадру замечает засада под командованием сержанта Михаила Щепотьева, оставленная Петром на острове Витсасаари (Гутуевский остров), о чём немедленно и доносит царю.

Шведы, не зная, сдалась крепость или нет, подали условный сигнал — два пушечных выстрела. Борис Петрович Шереметев распорядился ответить двумя выстрелами крепостной артиллерии, что и повторял потом ежедневно утром и вечером. Пароль угадали верно, шведы его приняли и, задержанные встречным ветром, встали на якоря, спустив шлюпку, которая должна была привезти на борт лоцмана. Засада с Гутуевского острова атаковала высадившихся со шлюпки, но преждевременно — удалось захватить лишь одного матроса. Сама шлюпка поспешно вернулась к эскадре.

Шведов не смутило присутствие на Гутуевском острове небольшого отряда русских бойцов. Ниеншанц исправно утром и вечером подавал опробованные условные пушечные сигналы, что убеждало шведских моряков в полном благополучии дела.

6 мая от эскадры отделились высланные на разведку десятипушечный бот «Гедан» («Щука») и восьмипушечная шнява «Астрильд» («Звезда»). Однако они не успели до наступления темноты войти в Неву и встали на якорь в ожидании рассвета. Об этом тотчас дают знать Петру в Ниеншанц.

Пётр с Меншиковым (ибо «понеже иных, на море знающих, никого не было») с тридцатью лодками спустились ночью навстречу неприятелю. Часть лодок под командованием поручика Меншикова остались у истоков реки Фонтанки, скрывшись за островом Ламмасари (Овечий), вторая половина во главе с бомбардир-капитаном Петром Михайловым (Пётр I) спустилась к деревне Калинкиной (Кальюлы) к морю. На рассвете эта группа тихою греблею вдоль Васильевского острова на фоне леса обошла шведов и зашла на них со стороны моря. Под утро потемнел горизонт и пошёл проливной дождь, что сыграло на руку атакующим. Группа Меншикова вышла с верховьев Фонтанки и атаковала шведов.

Шведы, ещё ночью заметив обходящие их лодки, сыграли тревогу и подняли паруса, намереваясь присоединиться к эскадре. Однако сильный встречный ветер и узости протоки им в этом препятствовали. Шведская эскадра также подняла паруса, пытаясь прийти на помощь попавшим в ловушку товарищам, однако войти в Неву не решилась.

Шведские корабли открыли сильный заградительный артиллерийский огонь. Несмотря на это, а также полное отсутствие своей артиллерии, русские лодки бросились в атаку на шведские суда. Миновав зону обстрела корабельных пушек, лодки достигли бортов кораблей, и начался жестокий абордажный бой. При помощи только мушкетной стрельбы и гранат русские солдаты взяли оба шведских судна на абордаж. Свершилось небывалое — с лодок, не имевших артиллерийского вооружения, были захвачены в абордажном бою два военных корабля, оснащённых восемнадцатью пушками. Царь, «не щадя своей монаршей милости», одним из первых влетел на палубу «Астрели» с топором и гранатою в руках.

Жесткий характер битвы подтверждает сам Пётр в письме Фёдору Матвеевичу Апраксину:

«Понеже неприятели пардон зело поздно закричали, того для солдат унять трудно было, которые, ворвався, едва не всех покололи, только осталось 13 живых. Смею и то писать, что истинно с 8 лодок только в самом деле было. И сею, никогда бываемою викториею вашу милость поздравляю»^[1]

Взяв вражеские корабли в качестве трофея, русские воины привели их в полдень следующего дня (8 мая) к стенам крепости, получившей название Шлотбург. Обескураженный потерей двух кораблей, адмирал Нумерс увёл эскадру в море, но продолжал оставаться всё лето у устья Невы.

Сами же захваченные в бою корабли были тяжело повреждены. Несмотря на то, что оба они стали ядром зарождающегося флота, активно в русском флоте им служить не пришлось.

30 мая царь отпраздновал первую морскую победу троекратным залпом из пушек и ружей. Пётр I и Меншиков были награждены военным советом орденами Святого Андрея Первозванного^[2] (номера 6 и 7 соответственно). Награждение проходило 10 мая в походной церкви. Вручал ордена первый кавалер этого ордена генерал-адмирал Головин после торжественного молебна в крепости Шлотбург. На эту награду Пётр в письме графу Апраксину отреагировал так:

«Хотя и недостойны, однако ж от господина фельдмаршала и адмирала мы с господином поручиком учинены кавалерами Св. Андрея».

Все офицеры, участвовавшие в бою, были награждены золотыми медалями с цепями, а солдаты — серебряными медалями без цепей. На одной стороне медали находился барельефный портрет Петра I, а на другой — фрагмент боя и надпись: «Небываемое бывает. 1703». По правительственному заказу были изготовлены гравюры с изображением взятых судов и видом боя.

Приказом Главнокомандующего ВМФ России от 19 декабря 1995 года день 18 мая объявлен днём создания Балтийского флота и с 1996 года ежегодно отмечается как День Балтийского флота^[3].

• Роман И. И. Лажечникова «Последний новик» (1831—1833)
• Рассказ Зигмунда Наумовича Перля «Небывалое бывает»^[4]

• Peter Hoffmann: Peter der Große als Militärreformer und Feldherr. Lang, Frankfurt am Main 2010, ISBN 978-3-631-60114-3.

биография кратко, годы жизни, деятельность — История России

26 октября 1842 года родился непревзойденный русский художник-баталист Василий Васильевич Верещагин. И если в XIX веке весь мир обсуждал Толстого-литератора, то среди художников столь обсуждаемым был Верещагин.

Грандиозный скандал

Будущий художник родился в городе Череповце. Его отец был предводителем местного дворянства. Трое братьев Василия получили военное образование. Двое стали профессиональными военными, один пошел по пути общественной деятельности. Сам Василий окончил Морской кадетский корпус и, как лучший выпускник, был представлен лично великому князю Константину Николаевичу. Последний предложил просить чего хочется. Василий попросил об отставке. Скандал был грандиозный. Но Верещагин твердо решил стать художником.

В.В. Верещагин. У крепостной стены. «Пусть войдут». 1871 г.

Спаситель гарнизона

В 1867 году Верещагин узнал о том, что генерал-губернатор Туркестана Кауфман ищет в штат художника, который бы мог набрасывать ситуационные рисунки, отражающие военное действо. Через год Василий Васильевич оказался с Кауфманом в Самарканде. Генерал отправился сражаться с войсками эмира, а художник остался в крепости с пятью сотнями бойцов. Верещагин изучал и зарисовывал местную архитектуру, но скоро началось восстание. Русским пришлось защищать крепость от натиска 20-тысячного врага. Когда гарнизон пал духом, прапорщик Верещагин, вспомнив кадетскую выучку, взял на себя командование. Крепость отстояли. Кауфман, вернувшись в Самарканд, до того расчувствовался, что наградил Верещагина своим Георгиевским крестом 4-й степени. Это была единственная награда, которую художник носил до конца дней, – иных, особенно воинских, он не признавал и не принимал.

В.В. Верещагин. «Апофеоз войны». 1871 г.

Война как она есть

Особенность Верещагина-художника в том, что вместо воспевания русского оружия, каковое было повсеместно в России XIX века, он показывал войну такой, какой она была. Порой это не нравилось то государству, то Церкви. Смерть нашла великого художника в 1904 году. В начале Русско-японской войны фотография еще не успела вытеснить художников с театра военных действий. Верещагин случайно, вместо заболевшего художника Метелицы оказался на броненосце «Петропавловск». Утром 31 марта недалеко от Порт-Артура судно подорвалось на мине и в считаные минуты затонуло. По иронии судьбы могилы родственников художника покоятся под водами Рыбинского водохранилища.

В.Н. Корбаков. Вице-адмирал С.О.Макаров и художник В.В.Верещагин
на мостике броненосца «Петропавловск» за полчаса до гибели

Штурм острова Корфу 3 марта 1799 — История России

ПРЕДЫСТОРИЯ

Революционные войны Франции в конце XVIII века привели к тому, что на Средиземном море многие ключевые пункты в том числе Ионические острова, контроль над которыми позволял распространять своё влияние на Балканы, оказались захваченными французами. Черноморской эскадре Федора Фёдоровича Ушакова при поддержке небольшой турецкой флотилии во главе с Кадыр-беем было поручено взять под контроль Ионические острова, которые удалось захватить уже к началу ноября 1798 года. Оставалось взять только хорошо укреплённый о. Корфу.

ПОЛОЖЕНИЕ И ПЛАНЫ СТОРОН

Французы прикрывали о. Корфу с о. Видо и рассчитывали после затяжных артиллерийских дуэлей принудить русско-турецкий флот уйти в открытое море. Всего на о. Видо было около 800  солдат и 5 артиллерийских батарей под командованием бригадного генерала Пиврона, на о. Корфу в Старой и Новой крепостях размещалось 3 000 солдат при 650 орудиях под началом генерала Жабо.

Ушаков планировал взять о. Видо, а затем, расположив на нём артиллерийские батареи, начать обстрел о. Корфу, сконцентрировав картечный огонь против расположения артиллеристов неприятеля. Во флотилии Ушакова было 12 линейных кораблей и 11 фрегатов, команда морских гренадёров 1700 человек, турецкие солдаты 4250 человек, а также 2000 греческих патриотов. Более того, русским матросам удалось к 26 января 1799 года построить на о. Корфу две батареи -  напротив форта «Сан-Сальвадор» и Старой крепости, а также восстановить батарею на м. «Св. Пантелеймона». Именно с этих позиций будет наступать десант на о. Корфу.

ХОД ШТУРМА

18 февраля в 7 часов утра Ушаков начинает штурм Корфу. Корабли «Казанская Богоматерь» и «Херим-Капитана» начали обстреливать картечью батарею №1 на о. Видо. Немного позже к обстрелу подключились все корабли, блокировавшие Видо. После 4-часового обстрела все батареи были подавлены, и на острове высадился десант в 2160 человек. На помощь к осаждённым пытались прийти два французских фрегата «Леандер» и «Ла Брюн», которые однако получили существенные повреждения под огнём линейного корабля «Благословление Господне» и вынуждены были отступить. После 2 часового боя 200 защитников Видо были убиты, 420 французских солдат, а вместе с ними 20 офицеров и комендант острова ген. Пиврон взяты в плен. Около 150 человек сумели перебраться на Корфу вплавь. Русские потеряли 31 человека убитыми и 100 ранеными, потери турок и албанцев составили 180 человек убитыми и ранеными.

Одновременно со штурмом и взятием о. Видо русские корабли вели обстрел укреплений Старой и Новой крепости на о. Корфу. Около 14.00 албанцы попытались захватить бастион «Св. Рока», но были отбиты. Уже следующая русско-турецкая совместная атака вынудила французов отступить в крепость. Штурм Старой и Новой крепости был назначен на 19 февраля, но вечером французы сдались на почётных условиях.

ИТОГИ

На Корфу в плен сдались 2931 человек (в том числе 4 генерала). Военными трофеями победителей стали: 114 мортир, 21 гаубица, 500 пушек, 5500 ружей, 37 394 бомбы, 137 тысяч ядер и т. д. В порту Корфу были захвачены линейный корабль «Леандр», фрегат «Брюне», бомбардирское судно, 2 галеры, 4 полугалеры, 3 купеческих судна и несколько других кораблей. Потери союзников составили около 298 человек убитыми и ранеными, из которых 130 русских и 168 турок и албанцев. Взятие Корфу поставило точку в претензиях Франции на Средиземноморское господство, а на Ионических островах была образована Республика Ионических островов, которая некоторое время была базой русского черноморского флота.

КОРФУ

Французская революция взорвала непрочный европейский мир. С 1792 г. континент погрузился в пучину войн, продолжавшихся более двух десятилетий. За это время политическая карта Европы претерпела существенные изменения. Это коснулось и средиземноморского региона, где в самом конце XVIII века завязывался сложных клубок противоречий.

Успехи армии Наполеона в Италии, захват им у бессильной Венеции в 1797 г. Ионических островов вызвал серьезную тревогу не только среди европейских правительств и России, но и в Константинополе, где опасались высадки французского десанта в Греции.

С другой стороны, после заключения Ясского мира, к концу XVIII века, благодаря дипломатическому искусству М.И. Кутузова российско-османские претерпели серьезные улучшения. Именно этот фактор, а также нападение в начале 1798 г. Наполеона на Египет, заставили турецкое правительство пойти на дальнейшее сближение с Россией – единственным, готовым прийти на помощь своему южному соседу, государством с мощным флотом. Впервые в истории взаимоотношений этих стран, между ними в 1799 г. был заключен оборонительный союз.

Но еще раньше, 23 августа (2 сентября) 1798 г., эскадра под флагом адмирала Ф.Ф. Ушакова прибыла на Босфор. Сам султан Селим III инкогнито посетил флагманский корабль, а эскадра получила санкцию на свободный проход через Дарданеллы. Спустя неделю Османская империя разорвала дипломатические отношения с Францией. Во главе объединенной русско-турецкой эскадры был поставлен Ушаков, ему в помощь был дан патрон-бей (контр-адмирал) Абдул Кадыр, опытный и смелый моряк.

29 сентября (9 октября) эскадра подошла к острову Цериго. Французский гарнизон сопротивлялся храбро, но всего три дня. Ушаков проявил себя не только как искусный флотоводец, но и как тонкий дипломат: пленным сохранили знамена и оружие и отпустили их «под честное слово» - не воевать против России. Жителям острова адмирал объявил, что вводит  здесь местное самоуправление.

14 (25) октября та же участь постигла крепость на острове Занте. Причем здесь пленных французов пришлось защищать от озлобленных греков, возмущенных грабительскими нравами оккупантов. Вскоре были захвачены острова Келафония, Итака, Святая Мавра. В ноябре 1798 г. над всеми Ионическими островами, кроме Корфу, развевались русские и турецкие флаги.

20 ноября эскадра Ушакова и Кадыр-бея подошла к Корфу. Изгнать с него французов было делом стратегической важности, так как остров находился непосредственно вблизи османских владений, и обладание им обеспечивало бы безопасность западной части Румелии. Ушаков, несмотря на противодействие английского адмирала Нельсона, стремившегося отвлечь русскую эскадру от взятия этой опорной базы Франции  в Средиземноморье, сумел подготовить и осуществить одну из самых блестящих операций в истории русского флота. 3 марта 1799 г. четырехтысячный французский гарнизон  этой первоклассной крепости капитулировал.

Чтобы избежать больших потерь при штурме, Ушаков решил предварительно взять небольшой гористый островок Видо, высоты которого господствовали над окружающей местностью. Был высажен десант и после двухчасового боя остров был взят. После падения Видо ключ к Корфу был в руках Ушакова. Расположившиеся на захваченном острове русские батареи открыли огонь по укреплениям крепостей Корфу.

К 3 марта комендант крепости, считая дальнейшее сопротивление бесполезным, сложил оружие. В плен, причем на почетных условиях сдачи (французам разрешалось покинуть остров с обещанием не участвовать в боевых действиях в течение 18 месяцев), попало 2931 человек, в том числе 4 генерала. Военными трофеями победителей стали 114  мортир, 21 гаубица, 500 пушек, 5500 ружей, 37 394 бомбы, 137 тысяч ядер и т. д. В порту Корфу были захвачены линейный корабль «Леандр», фрегат «Брюне», бомбардирское судно, 2 галеры, 4 полугалеры, 3 купеческих судна и несколько других кораблей. Потери союзников составили около 298 человек убитыми и ранеными, из которых 130 русских и 168 турок и албанцев.

За этот штурм император Павел произвел Ушакова в адмиралы и наградил бриллиантовыми знаками ордена Святого Александра Невского, неаполитанский король - орденом святого Януария 1-й степени, османский султан - челенком, вышей наградой Турции.

В ходе штурма крепости было опровергнуто устойчивое мнение современников - военных теоретиков, что приморские крепости берут только с суши, а флот обеспечивает тесную их блокаду. Ф.Ф. Ушаков предложил блестяще осуществленное новое решение: мощный обстрел укреплений корабельной артиллерией, подавление береговых батарей и высадка гренадерского десанта. Не зря великий полководец А.В. Суворов в своем поздравлении писал: «Ура! Русскому флоту… Я теперь говорю самому себе: зачем не был я при Корфу хотя бы мичманом».

Архипелагская эпопея на этом завершилась. На освобожденных островах под временным протекторатом России и Турции была создана республика Республики Семи Соединенных Островов, в течение нескольких лет служившая опорной базой для русской средиземноморской эскадры А на самом Средиземном море Ушаков продолжал свою победоносную кампании, несмотря на то что у него не сложились отношения с командующим английским флотом Нельсоном. Тот считал русскую эскадру вспомогательной силой, призванной обслуживать британские интересы, настаивая на ее отправке к египетским берегам. Не случайно английский адмирал, понимая важность для британской империи занятия господствующих позиций в Средиземноморье, так и не дал Ушакову двинуться к стратегическому острову Мальта. Адмиралу пришлось отправится к берегам Неаполя и восстанавливать там власть короля Фердинанда.   

Однако успехи русского флота, равно как и блестяще проведенные в ходе этой кампании сухопутные операции А.В. Суворова, не принесли дипломатических выгод. Император Павел совершил резкий поворот в политике, разорвав союз с Англией и Австрией и начал переговоры о союзе с Наполеоном Бонапартом. Очередной поворот в русской политике произошел в ночь на 12 марта 1801 года. Великий князь Александр Павлович вышел к охранявшим Михайловский замок  солдатам Семеновского полка и сказал, что его отец скончался от апоплексического удара.  

12 июля 1855 года Севастополь потерял «душу обороны». Погиб великий адмирал Павел Степанович Нахимов

Из биографии

Павел Степанович родился 23 июня (5 июля) 1802 г. в селении Городок Вяземского уезда Смоленской губернии. Его отцом был небогатый дворянин секунд-майор Степан Михайлович Нахимов. Мать – Феодосия Ивановна (в девичестве Козловская). В 1818 году успешно закончил Морской кадетский корпус и был зачислен в мичманы во 2-й флотский экипаж.

Уже во время учёбы, как верно отметил знаменитый русский историк Е. В. Тарле, обнаружилась любопытная черта характера Нахимова, которую сразу заметили товарищи, а затем сослуживцы и подчиненные: «Никакой жизни, помимо морской службы, он не знал и знать не хотел и просто отказывался признавать для себя возможность существования не на военном корабле или не в военном порту. За недосугом и за слишком большой поглощенностью морскими интересами он забыл влюбиться, забыл жениться. Он был фанатиком морского дела, по единодушным отзывам очевидцев и наблюдателей». В этом Нахимов походил на своего славного предшественника Ф. Ф. Ушакова.

Служил на Балтийском флоте. В его аттестации было отмечено: «к службе усерден и знающ; поведения благородного, в должности усерден»; «должность исполняет с усердием и расторопностью». Совершил трехлетнее кругосветное плавание (1822-1825 гг.) вахтенным офицером на фрегате «Крейсер» под командованием М.П. Лазарева. Лазарев быстро оценил способности молодого и толкового офицера и привязался к нему так, что с этого времени они практически не расставались по службе. Во время плавания Павел был произведён в лейтенанты и получил свой первый орден Святого Владимира 4-й степени.

После возвращения из плавания Павел стал командиром батареи на линейном корабле «Азов», которым командовал Лазарев. На этом корабле летом 1827 г. он участвовал в переходе из Балтийского моря в Средиземное, где участвовал в боевых действиях против османов. Отличился в Наваринском сражении, где объединенный флот России, Франции и Англии разгромил турецко-египетский флот. Флагманский корабль «Азов» под командованием Лазарева сражался лучше всех, уничтожив 5 турецких кораблей, в том числе фрегат командующего турецким флотом. Павел был награждён орденом св. Георгия IV класса и произведён в капитан-лейтенанты. Интересен тот факт, что в этом бою на «Азове» отличились все будущие герои обороны Севастополя – П. С. Нахимов, В. А. Корнилов и В. И. Истомин.

В 1828 г. 24-летний Нахимов – командир 16-пушечного корвета «Наварин» (турецкий «приз»). Нахимов сделал корвет образцовым кораблем эскадры. Корвет принимал участие в блокаде Дарданелл. Адмирал Лазарев отмечал молодого командира и, аттестуя его, отметил, что он «отличный и совершенно знающий свое дело морской капитан». С 1830 года, вернувшись на Балтику, командовал «Наварином», а с 1831 г. – 52-пушечным фрегатом «Паллада».

В 1834 г. по просьбе Лазарева, бывшего в то время командующим Черноморским флотом, Нахимова перевели с Балтики на Черное море. В 1836 году Нахимов получил под своё начало 84-пушечный линейный корабль «Силистрия», который был построен под его надзором. Нахимов командовал этим кораблем 11 лет, сделав «Силистрию» образцовым кораблем. Его имя стало популярным на Черноморском флоте. Сослуживцы уважали его как блестящего моряка, а матросы назвали «отцом». В 1837 г. он был произведен в капитаны первого ранга. На «Силистрии» капитан 1-го ранга Нахимов совершал крейсерские плавания по Черному морю, участвовал в перевозке сухопутных войск к черноморским берегам Кавказа. Корабль участвовал в 1840 г. в десантных операциях на кавказском побережье.

В 1845 году Нахимов произведён в контр-адмиралы и назначен командиром бригады кораблей. Павел Степанович стал одним из ближайших помощников адмирала Лазарева в деле укрепления Черноморского флота и повышения его боеспособности. Нахимов продолжал и развивал традиции Ушакова, Сенявина и Лазарева. Люди отмечали, что он «служит 24 часа в сутки». Многое требуя от других, Павел Степанович совершенно не щадил себя, проявляя высшую ответственность. Требовательность к подчиненным сочеталась с заботой о матросах. Он входил в мельчайшие подробности их жизни, помогал словом и делом, видел в простых матросах людей, а не крепостных крестьян. Павел Степанович был человеком с большой буквы, готовым отдать последнюю копейку нуждающемуся человеку, помочь старику, женщине или ребенку. Он не имел и лишнего рубля, все до последнего отдавая матросам и их семьям.

Нахимов требовал от офицеров человеческого отношения к матросам. Он неоднократно повторял, что решающая роль в бою принадлежит матросу. «Пора нам перестать считать себя помещиками, — говорил русский адмирал, – а матросов крепостными людьми. Матрос есть главный двигатель на военном корабле, а мы только пружины, которые на него действуют. Матрос управляет парусами, он же наводит орудия на неприятеля; матрос бросится на абордаж, ежели не будет смотреть на службу, как на средство для удовлетворения своего честолюбия, а на подчиненных, как на ступени для собственного возвышения. Вот кого нам нужно возвышать, учить, возбуждать в них смелость, геройство, ежели мы не себялюбцы, а действительно слуги Отечества…».

Лазарев и Нахимов, как и Корнилов, Истомин, были представителями школы, которая требовала от офицера духовной высоты. Они были противниками лени, пьянства, азартных игр и всякого сибаритства среди командного состава. Всячески боролись с «флотскими помещиками», которые старались и на морской службе не особо утруждать себя делами. При этом Нахимов весьма прозорливо отметил черту значительной части русского высшего класса: «Удивляют меня многие молодые офицеры: от русских отстали, к французам не пристали, на англичан также не похожи; своим пренебрегают, чужому завидуют, своих выгод совершенно не понимают. Это никуда не годится!»

В результате Нахимов оказал огромное влияние на развитие Черноморского флота. Его ум и требовательность подтягивали командный состав. Матросы его любили, с ними он говорил на их языке. Преданность и любовь к нему матросов достигала невиданных высот, что прекрасно проявилось во время героической обороны Севастополя. Так ежедневное появление Нахимова на бастионах Севастополя вызывало у защитников невероятный энтузиазм. Уставшие, измученные матросы и солдаты, буквально воскресали и были готовы вторить чудеса. Не зря сам адмирал говорил, что с нашим лихим народом, проявив внимание и любовь, можно такие дела делать, что просто чудо.

В деле развития морской тактики Нахимов был убежденным сторонником решительных, атакующих действий. В 1852 г. Нахимов был произведен в вице-адмиралы и назначен начальником 5-й флотской дивизии. Накануне войны с Турцией эскадра Нахимова в конце сентября — начале октября 1853 г. в течение недели осуществила переброску из Севастополя в Анакрию 13-й пехотной дивизии. Этим была укреплена оборона Кавказа.

Чтобы воспрепятствовать высадке вражеского десанта Нахимов организовал крейсерство от Босфора до Батуми. Крейсерство велось вдоль Анатолийского побережья Османской империи. 4 (16) октября 1853 г. Порта объявила войну России и начала боевые действия. Началась очередная русско-турецкая война, которая вскоре переросла в войну России против коалиции сильнейших европейских держав. В этой войне во всей полноте проявились флотоводческое искусство и русский дух Нахимова.

Получив известие о начале военный действий, Нахимов тотчас же объявил об этом эскадре и отдал приказ, заканчивавшийся словами: «Уведомляю командиров, что, в случае встречи с неприятелем, превосходящим нас в силах, я атакую его, будучи совершенно уверен, что каждый из нас сделает свое дело». В другом приказе Нахимов отмечал: «С уверенностью в своих командирах и офицерах и командах, я надеюсь с честью принять сражение… Не распространяясь в наставлениях, я выскажу свою мысль, что, по мнению моему, в морском деле близкое расстояние от неприятеля и взаимная помощь друг другу есть лучшая тактика».

18 (30) ноября 1853 г. эскадра Нахимова уничтожила турецкий флот в Синопском сражении (Синопское сражение 18 (30) ноября 1853 г.). Современники высоко оценили подвиг русских моряков и их предводителя. Русский император высоко оценил победу Нахимова. Адмиралу Нахимову был пожалован высочайший рескрипт от Николая I, в котором говорилось: «Истреблением турецкой эскадры при Синопе вы украсили летопись русского флота новой победой, которая навсегда останется памятной в морской истории. Исполняя с истинною радостью постановление статута, жалуем Вас кавалером Св. Георгия II степени большого креста».

Военно-морская мощь Турции была подорвана. Нахимов был доволен военными результатами сражения. Черноморский флот блестяще решил свою главную задачу: ликвидировал возможность турецкого десанта на побережье русского Кавказа и уничтожил османскую эскадру, завоевав полное господство в Черном море. Огромный успех был достигнут малой кровью и материальными потерями. После тяжелого поиска, боя и перехода через море все русские корабли успешно вернулись в Севастополь. Нахимов был доволен матросами и командирами, они держались в яростном бою великолепно.

Однако Нахимов был озабочен политическим эффектом операции. Он опасался, что Синопская победа вызовет появление на Черном море англо-французских сил, которые употребят все силы для уничтожения боеспособного Черноморского флота. Он предчувствовал, что настоящая война только начиналась.
На Западе стали бояться, что Россия реализует план Екатерины Великой по захвату проливов и Константинополя. Победа России над Турцией открывала заманчивые геополитические перспективы на Балканах, Средиземноморье и Ближнем Востоке. Россия становилась сверхдержавой. Чтобы не допустить полного разгрома Турции, в марте 1854 г. Англия и Франция объявили войну России и выступили на стороне Османской империи. В Западной Европе поднимают волну русофобии. Русские победы вызывали страх и ненависть. Россию показывали огромным гигантом, который хочет раздавить «несчастную» Турцию. Мол, «цивилизованная Европа» должна противостоять «русской агрессии».

Героическая оборона Севастополя

В 1854 г. основные усилия англо-французского командования были сосредоточены в районе Черного моря. Западные державы хотели лишить Россию её завоеваний в Причерноморье и Прибалтике. Главный удар нанесли в Крыму. Внимание союзников приковала главная база Черноморского флота – Севастополь. В сентябре 1854 г. огромный англо-франко-турецкий флот высадил экспедиционную армию в районе Евпатории.

Уступающая противнику в числе русская армия под началом князя А.С. Меншикова в сентябре потерпела поражение у р. Альма, после отошла сначала к Севастополю. Но затем, опасаясь, что противник блокирует и уничтожит его армию, что приведёт к падению Крыма, а также в целях сохранения возможности маневра, Меншиков оставил Севастополь.

В этот критический момент оборону города возглавили Корнилов и Нахимов. Два адмирала стали душой обороны города. Павел Степанович был своего рода «адмиралом-героем», больше блистательным флотоводцем, чем хозяйственником, а Корнилов проявил больше административных способностей для организации хозяйства. Поэтому Нахимов, хоть и имел старшинство по службе, без малейших колебаний в эти грозные дни передал вопросы организации обороны Корнилову, всячески ему помогая. Севастополь имел корабли и береговые батареи для обороны с моря, но с суши город был защищен крайне слабо. В предвоенное время город не укрепили. Поэтому матросам и солдатам под началом Корнилова, Нахимова и Тотлебена пришлось проделать титаническую работу по созданию крепкой обороны Севастополя. Они сделали всё возможное и невозможное, чтобы подготовить город к тяжёлой борьбе. Работали день и ночь.

В результате, когда союзники подступились к Севастополю, там, где до этого были лишь отдельные укрепления, не связанные друг с другом и имеющие большие почти не защищённые бреши, была оборудована сплошная оборонительная линия. Были возведены новые артиллерийские позиции, блиндажи, укрытия и линии связи. Получилось так, что англо-французское командование упустило момент для открытого штурма Севастополя, и было вынуждено приступить к осадным работам. Вместо быстрой победы союзники были вынуждены тратить время и все силы для борьбы с гарнизоном Севастополя. 349-дневная Севастопольская оборона сковала всё внимание и силы союзников, что позволило России выйти из войны без особых потерь.

После того как Корнилов погиб - во время первой бомбардировки города 5 (17) октября 1854 г., его миссию на себя почти полностью взял на себя Павел Степанович Нахимов. Формально командовал обороной города начальник Севастопольского гарнизона генерал Остен-Сакен, но фактически руководил обороной Севастополя Нахимов. В феврале 1855 г. Нахимов был официально назначен командиром Севастопольского порта и военным губернатором города. 27 марта (8 апреля) он был произведен в адмиралы.

Павел Нахимов правильно оценивал стратегическое значение обороны Севастопольской крепости как главной базы Черноморского флота. «Имея Севастополь, – писал адмирал, – мы будем иметь флот…, а без Севастополя нельзя иметь флота на Черном море: аксиома эта ясно доказывает необходимость решиться на всякие меры, чтобы заградить вход неприятельским судам на рейд и тем спасти Севастополь».

6 (18) июня 1855 г. началась очередная атака. Самые ожесточенные бои шли на Малаховом кургане. Русские войска отразили штурм Севастополя. Радость охватила город и всю Россию, противники были сильно удручены. Однако июнь 1855 г. принес защитникам Севастополя не только радость победы, но и два несчастья. Тяжело был ранен Тотлебен и его увезли из Севастополя. Все боялись, что блестящий военный инженер умрет, но судьба его сохранила. Защитников же крепости ждал ещё более сокрушительный удар.

Нахимов чудом уцелел во время штурма 6 (18) июня. Во время боя он находился в самом опасном месте — на Малаховом кургане. Когда французы снова прорвались на позиции, многие командиры пали солдаты сбились в кучу, Нахимов и два его адъютанта скомандовали: «В штыки!» и русские воины взбодрились и выбили противника. В результате Нахимов в этот день завершил дело спасения Малахова кургана, начатое Хрулёвым.

Надо отметить, что, видимо, Нахимов понимал обреченность Севастополя. Он постоянно рисковал. Один из храбрейших сподвижников Нахимова по защите Севастополя, князь В. И. Васильчиков (сам Нахимов говорил: «Берегите Тотлебена, его заменить некем, а я — что-с!» «Не беда, как вас или меня убьют, а вот жаль будет, если случится что с Тотлебеном или Васильчиковым!»), давно наблюдавший за адмиралом, отмечал: «Не подлежит сомнению, что Павел Степанович пережить падения Севастополя не желал. Оставшись один из числа сподвижников прежних доблестей флота, он искал смерти и в последнее время стал более, чем когда-либо, выставлять себя на банкетах, на вышках бастионов, привлекая внимание французских и английских стрелков многочисленной своей свитой и блеском эполет...»

Не раз Нахимова буквально силой уводили с передовой. Так, на Камчатском люнете перед его падением, в конце концов, матросы, не спрашивая, схватили Нахимова и вынесли на руках, потому что он медлил и ещё через несколько секунд его убили или бы пленили. Свиту адмирал обыкновенно оставлял за бруствером, а сам выходил на видное место и долго там стоял, глядя на вражеские батареи, «ожидая свинца», как выразился тот же Васильчиков.

Когда кто-то из матросов, утомившись и выбившись из сил, просился на отдых, Нахимов поднимал его боевой дух такими словами: «Как-с! Вы хотите-с уйти с вашего поста? Вы должны умирать здесь, вы часовой-с, вам смены нет-с и не будет! Мы все здесь умрем; помните, что вы черноморский моряк-с и что вы защищаете родной ваш город! Мы неприятелю отдадим одни наши трупы и развалины, нам отсюда уходить нельзя-с! Я уже выбрал себе могилу, моя могила уже готова-с! Я лягу подле моего начальника Михаила Петровича Лазарева, а Корнилов и Истомин уже там лежат: они свой долг исполнили, надо и нам его исполнить!»

28 июня (10 июля) с 4 часов утра противник начал ожесточённый обстрел 3-го бастиона. Нахимов верхом поехал с двумя адъютантами осмотреть 3-й и 4-й бастионы, чтобы поддержать их защитников. Прибыв на Малахов курган, он наблюдал за ходом боя в подзорную трубу, подбадривал солдат и командиров. Как обычно, Нахимов не внял ни одному предостережению. И на этот раз всё закончилось плохо.

Несколько пуль прошли рядом с адмиралом. «Они сегодня довольно метко стреляют», — сказал Нахимов, и в этот момент грянул новый выстрел. Нахимов без единого стона упал на землю, как подкошенный. Пуля ударила в лицо, пробила череп и вышла у затылка. Не приходя в сознание, Нахимов скончался через два дня. Севастополь потерял «душу обороны», а русский народ - одного из своих самых славных сынов.

Скорее Дунай потечёт вспять и небо упадёт на землю: judgesuhov — LiveJournal

Незадолго до штурма Измаила Суворов послал ультиматум начальнику крепости турецкому главнокомандующему Айдозле-Мехмет-паше: «Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на размышление — и воля. Первый мой выстрел — уже неволя. Штурм — смерть».
Ответ турецкого главнокомандующего слышал наверняка каждый из вас (многие, зачастую, даже и не зная откуда пошла эта фраза):
«Скорее Дунай потечёт вспять и небо упадёт на землю, чем сдастся Измаил».

Штурму предшествовали основательные тренировки.
Рядом с Измаилом, в районе нынешнего села Сафьяны в кратчайшие сроки были выстроены земляные и деревянные аналоги рва и стен Измаила — солдаты тренировались забрасывать фашинником ров, быстро ставить лестницы, после подъёма на стену они быстро кололи и рубили установленные там чучела, имитирующие защитников.
Ещё в первые дни осады, только прибыв под Измаил, Суворов, неприметно одетый и на паршивой лошадке (чтобы не привлекать внимание турок), в сопровождении только одного ординарца объехал крепость по периметру. Вывод был неутешительным: «Крепость без слабых мест», — были его слова штабу по результатам её осмотра.

В 5 часов 30 минут утра 11 (22) декабря 1790 после двухдневной артподготовки начался штурм турецкой крепости.
Штурмующих, вопреки канонам военного дела, было меньше обороняющихся (примерно 31 000 против 35 000 чел.), но... русская армия совершила, казалось бы, невозможное. И уже к 8 часам утра все укрепления были заняты, хотя сопротивление на улицах города продолжалось до 16 часов.

Турки потеряли убитыми 29000 человек. Потери русской армии составили 4 тысячи человек убитыми и 6 тысяч ранеными. Были захвачены все орудия, 400 знамён, огромные запасы провианта и драгоценностей на 10 миллионов пиастров.

Комендантом крепости был назначен Михаил Илларионович Кутузов.
:)

P.S.

В "официальной версии" штурма Измаила есть загадки, недосказанности  и вопросы.
Но сегодня не будем об этом.

Да, фото крепости - не настоящее. В смысле это не тот Измаил. Просто иллюстрация.
От того к нынешнему времени мало что осталось.

Не только Гоголь жёг... - Удачи и свободы Вашему Я! — LiveJournal

Это  произошло  в  России в 19-го веке.
 В  марте 1874 года, в Санкт- Петербурге была открыта выставка картин Василия Васильевича Верещагина, изображающих военные действия России в Туркестане. Полотна, написанные в реалистичной манере, создавали иллюзию жестокой реальности, которая усиливалась с помощью специального освещения...

Нападают врасплох 1871.

Впервые откровенно показанные ужасы войны стали причиной сенсационного успеха выставки. Чтобы посмотреть картины петербуржцы часами простаивали в очереди на улице.

Картины «После удачи» и «После неудачи»...

«Парламентеры: «Сдавайся!» - «Убирайся к черту!».

"Смертельно раненый".

После атаки Перевязочный пункт под Плевной 1881.

Наверное самая знаменитая его картина...

Скандал разразился, когда выставку посетило высокое военное начальство. Правда о войне вызвала в рядах генералов бурю негодования. Верещагина тут же обвинили в том, что он порочит русскую армию. Особенно оскорбительной им показалась картина "Забытый", изображавшая убитого русского солдата, брошенного в пустыне ушедшей армией. "Как это возможно, чтобы на поле сражения русские солдаты оставались покинутыми, не похороненными!" – не сдерживая себя, кричал один из генералов на художника.

Картина «Забытый»

Очень покоробила эта картина и губернатора Туркестанского края генерала Кауфмана. Он с обидой в голосе утверждал, что лично заботился, что бы все солдаты погибшие на той войне были похоронены по-христиански. Верещагин уважал Кауфмана, который даже не жалел для дела свои собственные средства и наверное именно поэтому тяжело воспринял критику.

В.В. Верещагин.

Верещагин, знал о войне не по наслышке - прошел всю туркестанскую кампанию и был награжден Георгиевским крестом за храбрость. Именно Кауфман вручил ему награду, которую снял с себя. Когда скопища врага захватили сакли рядом с воротами крепости, Верещагин, «несмотря на град камней и убийственный ружейный огонь», возглавил контратаку и спас крепость от падения. Генерал-губернатор Кауфман снял со своей груди Георгиевский крест IV степени и передал награду прапорщику. Но Верещагин награду принимать не хотел, считал что есть более достойные...

— Я дам вам свой крест, ― сказал Кауфман и отцепил свой крест.
― У меня некуда его повесить.
― В петлю.
― Петля не прорезана.
― Я прорежу ее, ― сказал Кауфман и взял в руки ножичек. ― Я не дам резать!

Но Кауфман прижал художника к стене, вырезал дыру, надел орден и пожал Верещагину руку. Даже если это легенда, то красивая...

Увы, но теперь их мнения о войне разошлись. Верещагин снял "Забытого", и еще две картины, "Окружили - преследуют" и "Вошли", вызвавшие наибольшую критику, и сжег их...

"Вошли" составляла диптрих с картиной "У крепостной стены: "Тсс!.. Пусть войдут…"

Потрясенный Стасов спросил Верещагина: "Зачем вы это совершили?!". Верещагин, бледный и очень взволнованный, ответил: " Я дал плюху этим господам".

Беспрецедентный в истории русского искусства поступок еще усилил ажиотаж вокруг выставки: восхищение одних, и возмущение других. Официальные круги не приобрели ни одной картины художника, почти все они были куплены Павлом Михайловичем Третьяковым...

Есть у Верещагина и картины которые исчезли с концами и их местонахождение неизвестно. Их купили и они пропали. Например "Подавление индийского восстания англичанами". Но это уже другие истории...

Инфа и картины (С) интернет

Сражение у Новодвинской крепости — Википедия

Сражение у Новодвинской крепости — сражение в дельте Северной Двины, у острова Линский Прилук в самом начале Великой Северной войны (1700—1721 годы), произошедшее 25 июня (6 июля) 1701 года, в ходе которого был разгромлен авангард шведской эскадры, направлявшейся в Белое море для уничтожения города Архангельска. Война велась Россией против Швеции за выходы к Балтийскому морю, и эта победа стала первой победой русского оружия в Северной войне.

После сокрушительного поражения под Нарвой 17 ноября 1700 года, при котором Россия практически лишилась армии и почти вся российская артиллерия попала в руки шведов, перед царём Петром чрезвычайно остро встала задача создания нового боеспособного войска. Существующая в то время рекрутская система набора солдат позволяла в довольно короткие сроки восполнить людские потери, но снабжение войска оружием, боеприпасами и амуницией представляло серьёзную проблему. Только ещё зарождавшаяся отечественная промышленность не была в состоянии выполнить грандиозные военные заказы, многое, слишком многое приходилось закупать за границей.

Единственным морским и торговым портом, через который в то время Россия могла получать необходимые для продолжения войны товары, был Архангельский город (так тогда именовался Архангельск). Обладая незаурядным талантом государственного деятеля и полководца, Пётр понимал, что шведы попытаются расстроить российскую торговлю с европейскими странами, тем более, что сделать это можно было одним ударом — уничтожив всего один город неприятеля. На рубеже XVII—XVIII веков Швеция обладала одним из сильнейших военно-морских флотов в Европе и для шведского короля не было проблемой послать эскадру куда бы то ни было для решения такой задачи. Чтобы опередить шведов, уже через месяц после Нарвской «конфузии» (17 декабря 1700 года) Пётр издаёт указ о строительстве новой крепости для защиты подступов к Архангельску со стороны моря.

Вскоре опасения Петра начали подтверждаться. По разным каналам из Европы в Москву стали поступать сведения, из которых становилось ясно, что шведский король Карл XII действительно принял решение снарядить эскадру для нападения на Архангельск. По нескольку раз в месяц из столицы на Двину посылаются грамоты с требованием приступить к возведению новой крепости как можно быстрее, но по разным причинам дело затягивалось. Только в конце апреля 1701 года двинский воевода А. П. Прозоровский наконец доносит царю о начале подготовительных работ на острове Линский Прилук, который был выбран под крепостное строительство, как самое подходящее для этого место.

В первых числах июня 1701 года в Москве стали известны факты чрезвычайной государственной важности. Посол России в Дании стольник А. П. Измайлов сообщил из Копенгагена, что шведы уже приступили к снаряжению кораблей для нападения на Архангельск и подыскивают штурманов, которые бывали в Белом море и самом городе. Снова на Двину шлются грамоты с требованием ускорить крепостные работы и усилить воинский контингент в двинском понизовье. Но поскольку на только что начатую строительством крепость рассчитывать уже не приходилось, царь Пётр указал воеводе Прозоровскому организовать возведение временных земляных укреплений на островах двинской дельты. При этом, ввиду особой важности этих фортификаций, в указе довольно подробно было расписано где, что и как следует построить, оговорены основные принципы организации обороны и взаимодействия между огневыми позициями при отражении неприятеля, определено количество воинов, обязанных постоянно находиться в новопостроенных укреплениях.

Этот фортификационный замысел царя Петра прекрасно воплотил в жизнь инженер Георг Резе (немец, на русской службе — с 1695 года) — автор проекта новой крепости. По его чертежам в непосредственной близости от строящейся крепости и частично на её территории были возведены несколько огневых позиций, гарнизоны и пушки которых сыграли решающую роль в срыве планов шведского короля относительно уничтожения Архангельска.

Согласно собственноручному чертежу инженера-иноземца, датированному приблизительно концом июня 1701 года, на острове Линский Прилук и расположенном напротив строящейся крепости острове Марков возвели целый комплекс временных земляных укреплений. Его основу составила 14-пушечная «болшая батерия» (так на плане), возведённая по контуру только что заложенного северо-западного крепостного бастиона. К северо-востоку от неё расположили цепь позиций, состоящую из двух 5-пушечных батарей и редута, вооружённого одним орудием. На острове Маркове отстроили сложную в плане 11-пушечную батарею. Орудия на всех батареях были защищены земляными брустверами и могли вести огонь через устроенные в них амбразуры.

12 июня 1701 года царю Петру донесли, что согласно полученным из Европы сведениям, шведская эскадра, снаряжённая для каперских действий в Белом море и нападения на Архангельск, вышла в плавание. Тотчас же на Двину отправляется грамота, которой воевода Прозоровский извещается об этом и, кроме того, ему снова даются указания приложить все силы для обороны Архангельска и всего Северного края. Но грамота эта опоздала. В Архангельске она была получена 25 июня (6 июля), когда у строящейся крепости уже происходили события, навсегда вошедшие в историю Северной войны и Северного русского поморья.

С самого начала удача сопутствовала шведам. Около месяца потребовалось неприятельской эскадре, чтобы обогнуть Скандинавский полуостров, пройти вдоль Кольского полуострова и войти в Горло Белого моря. Там, у небольшого острова Сосновца, шведы захватили промысловый карбас, и выведали, что его кормщик Иван Седунов (по прозвищу Рябов) неоднократно бывал в Архангельске и знает расположение безопасного фарватера, ведущего от моря к архангелогородским пристаням. Под угрозой смертной казни враги заставили помора дать согласие на сотрудничество и служить им в качестве лоцмана.

К исходу 24 июня шведская эскадра подошла к острову Мудьюгу, расположенному у входа в дельту Северной Двины. Здесь, обманным путём, неприятелю удалось захватить небольшой стрелецкий отряд и, что самое главное, — выявить среди захваченных переводчика, нужда в котором ощущалась чрезвычайно остро. На военном совете, собранном командующим эскадрой, было решено из-за неясности обстановки в устье Двины, сначала выслать вперёд разведывательный отряд из трёх кораблей, который должен был произвести предварительную рекогносцировку непосредственно на реке. Основная же часть эскадры должна была оставаться у острова Мудьюг в ожидании исхода разведывательной операции.

25 июня авангард шведского отряда в составе галиотов «Фальк» (6 пушек), «Тёва-литет» (4 пушки), а также шнявы «Мьёхунден» (6 пушек) с отрядом морской пехоты на борту, начал продвижение в сторону Архангельска. На подходе к строящейся Новодвинской крепости шведские корабли, шедшие под флагами нейтральных стран, были замечены на расстоянии одного километра от крепости, и им навстречу вышли два баркаса с досмотровой партией в составе 13 солдат и 4 гребцов. Старшим начальником на баркасах был командир Гайдуцкого Двинского солдатского полка Григорий Животовский. Когда баркас с Животовским подошёл к головной шняве, с неё был спущен трап и поступило предложение подняться на палубу. Но русский вперёдсмотрящий солдат вовремя предупредил Животовского, что увидел, сквозь приоткрытый орудийный порт, на корабле множество вооружённых людей, залёгших на нижней палубе. Животовский тут же дал приказ грести обратно, но шведы открыли огонь. Баркасы были обстреляны картечью из корабельных орудий и ружейным огнём десанта, при этом русские потеряли 4 солдат и 2 гребцов убитыми и несколько человек раненными. Шведские корабли, спустив гребной баркас, попытались догнать уходящие русские баркасы, но очень быстро сели на мель, о существовании которой умолчал бывший у шведов в плену русский лоцман Иван Седунов (Рябов). Все попытки сняться с песчаной мели были безрезультатны в силу начавшегося отлива. Русские пленные (толмач Борисов и лоцман Седунов) были расстреляны. На мель сели галиот «Фальк» и шнява «Мьёхунден». Второй галиот, шедший концевым, остался на глубокой воде. Севшие на мель шведские корабли оказались в 200—250 метрах от берега, на котором было оборудовано несколько русских артиллерийских батарей, открывших по неподвижным кораблям беглый огонь. Так как посадка на мель произошла во время движения к берегу, шведы не могли отвечать бортовыми пушками и быстро проиграли артиллерийскую дуэль с русскими батареями. Понеся потери и видя, что русские готовятся к абордажу, шведы оставили севшие на мель корабли и эвакуировались на «Тёва-литет», успев при этом взорвать «Мьёхунден». Трофеями русских стал 6-пушечный галиот «Фальк» и пушки уничтоженной шнявы (всего 13 пушек). Лоцман Седунов-Рябов чудом остался жив и смог спастись, доплыв, будучи ранен, до берега.

Попытка шведов с помощью рейдовой операции отряда кораблей прорваться к Архангельску и уничтожить основной центр русской внешней торговли полностью провалилась. Потеряв два корабля, шведы были вынуждены уйти. Шведы потерпели поражение в силу хорошей работы русской разведки, предупредившей царя Петра ещё на стадии подготовки рейда, что позволило вовремя укрепить береговую оборону. На ход самого сражения оказал влияние героизм пленного лоцмана Седунова (Рябова), а также отличная маскировка береговых батарей, которые оставались незамеченными вплоть до открытия огня.

• Беспятых Ю. Н. История знаменитого сражения: Шведская экспедиция на Архангельск в 1701 году. — Архангельск, 1990.
• Беспятых Ю. Н. Оборона Архангельска от шведов в 1701 году // Вопросы истории. — 1984. — № 7. — С. 81—89.
• Беспятых Ю. Н. Архангельск накануне и в годы Северной войны 1700—1721 / Рецензенты: С. Н. Искюль, П. А. Кротов; Санкт-Петербургский институт истории РАН. — СПб.: Русско-Балтийский информационный центр «БЛИЦ»; Историческая иллюстрация, 2010. — С. 256-291. — 680 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-86789-410-8, ISBN 978-5-89566-092-8.
• Гостев И. Новодвинская крепость в начале пути к возрождению // Архангельская старина. — 2009. — № 1. — С. 11-14.
• Огородников С. Нападение шведов на Новодвинскую крепость 1701 года // Петр Великий на севере: Сборник статей и указов относящихся к деятельности Петра I на Севере. — Архангельск, 1909. — С. 31-35.
• Попова Л. Д. Архангельск: Очерк истории строительства (Конец XVI — начало XX в.). — Архангельск: Русское географическое общество РАН, 1994. — 160 с.
• Смирнов А. Новодвинская крепость: Краткий историко-архитектурный очерк // Летописец Севера: Историко-краеведческий сборник. — Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1990.

Смотрите также

• 
  Панно из плитки на всю стену
• 
  Чем штукатурить стены в гараже
• 
  Как красиво покрасить кирпичную стену на балконе
• 
  Чем штукатурить стены в бане
• 
  Чем приклеить керамогранит к стене
• 
  Облицовка кирпичом стен дома
• 
  Глазурованная плитка для стен
• 
  Чем отличается несущая стена от самонесущей
• 
  Сруб с наклонной стеной
• 
  Что лучше шпаклевать или штукатурить стены
• 
  Чем помыть стены от запаха табака